Генерал Деникин. За Россию, Единую и Неделимую

Кисин Сергей Валерьевич

интендантство (полковник Абрамов) [12] .

Будущий командир Дроздовской дивизии Антон Туркул так описывал состояние умов добровольцев: «Белая идея есть само дело, действие, самая борьба с неминуемыми жертвами и подвигами. Белая идея есть преображение, выковка сильных людей в самой борьбе, утверждение России и её жизни в борьбе, в неутихаемом порыве воль, в непрекращаемом действии. Мы шли за Дроздовским, понимая тогда всё это совершенно одинаково» [13] .

12

Гагкуев Р. Г. Указ. соч. С. 9.

13

Туркул А. В.

Дроздовцы в огне. Л., 1991. С. 9.

Полковники шли фельдфебелями, генерал-лейтенант Неводовский записался рядовым артиллеристом. Во главе отряда в солдатской шинели с вещмешком за плечами шёл сам командир. Другого имущества у него не было – только Идея. В своём дневнике, начатом во время похода, он писал: «Россия погибла, наступила эра ига. Неизвестно, насколько времени. Это иго горше татарского. Пока царствуют комиссары, нет и не может быть России. Сердце, молчи; воля, закаляйся. Ибо этими дикими, разнузданными хулиганами уважается лишь один закон – „око за око, зуб за зуб“. Но в ответ они получат „два ока за око, все зубы за зуб“! Такая это страшная вещь – гражданская война. Только так вдали видится слабое мерцание солнца. Пока же я – обрекающий и обреченный…» [14]

14

Дроздовский М. Г. Дневник. М., 2018. С. 15.

Пробиваться пришлось почти с ежедневными боями. Австрийцы, украинцы, большевики, бандиты. Население после анархии и грабежей встречало настороженно, но благосклонно. Год беспредела отбил иллюзию всяческих «революций», все хотели лишь одного – порядка. А в стройных шеренгах дроздовцев этот порядок вновь обретал чёткие очертания. Поэтому вязали и приводили собственных «большевиков», сиречь бандитов и налётчиков. С такими же разговор короткий – в расход.

Дроздовский писал в дневнике: «А в общем, страшная вещь гражданская война; какое озверение вносит в нравы, какою смертельною злобой и местью пропитывает сердца; жутки наши расправы, жутка та радость, то упоение убийством, которое не чуждо многим из добровольцев. Сердце моё мучится, но разум требует жестокости. Надо понять этих людей, из них многие потеряли близких, родных, растерзанных чернью, семьи и жизнь которых разбиты, имущество уничтожено или разграблено и среди которых нет ни одного, не подвергавшегося издевательствам и оскорблению; надо всем царит теперь злоба и месть, и не пришло ещё время мира и прощения…» [15]

15

Там же. С. 15–17.

26 марта к бригаде присоединился шедший походом из Измаила отряд полковника Михаила Жебрака-Рустановича (встречается написание Жебрак-Русакевич) в составе 130 человек, главным образом из состава отдельной Балтийской морской дивизии. Он принёс с собой знамя дивизии – морской Андреевский флаг с синим крестом, который стал впоследствии знаменем Дроздовского полка.

Под Каховкой столкнулись сразу три силы – дроздовцы, красные и немцы. Германцы здраво рассудили, что с «отмороженным» русским офицерством, брестских переговоров не признающим, лучше не связываться. Спросили: кто такие и куда путь держат. Дроздовский ответил, что идут через Александровск на Москву бороться с большевиками. По отношению к Центральным державам сохраняют нейтралитет. Немцы успокоились. Предоставили русским самим лупить друг друга. Даже предложили свою помощь полковнику в пенсне и солдатской шинели. Тот вежливо отказался, попросил посторониться и штыковой атакой за десять минут вынес красных из Каховки. Поражённые германцы отдали «дроздам» все трофеи, которые обнаружили в городе. Майор Науман распорядился отдать все снаряды. Все не взяли, не на чем было везти, только 500 штук. Отсалютовали на прощание. Дальше шли почти рука об руку с врагами, с которыми воевали три года, – то дроздовцы впереди немцев и австрийцев, то наоборот.

Сначала это вызывало недоумение у самих добровольцев, которые полагали, что таким образом они прокладывают дорогу для врага, с которым так долго и кроваво сражались. Пришлось Дроздовскому пригласить всех старших офицеров к себе и разъяснить им, что

он «ни в какие переговоры о совместных действиях с немцами не входил, а лишь потребовал пропустить отряд». Скрепя сердце согласились, ибо Брестский мир никто из них не признавал.

Разгоняли банды, возвращали награбленное, восстанавливали порядок, принимали добровольцев, отставшие отряды офицеров, юнкеров, кадетов, гимназистов. Раздавали оружие местной самообороне.

В непролазной грязи, где застревали броневики и автомобили, Дроздовский посадил пехоту на телеги и в «тележном» строю атаковал.

Под Акимовкой помогли местной милиции – разбили банду некоего Нестора Махно, уверявшего, что он красный, но называвшего себя «батькой». Выгнали его за самое Гуляйполе – вотчину «советского Пугачёва». С тех пор Нестор Иваныч люто ненавидел добровольцев, а более всего «дроздов» и в плен их не брал.

Под Мелитополем немецкие колонисты ждали Дроздовского, как избавителя. В начале апреля красногвардейцы появились у них и наложили на всю волость «контрибуцию» в 120 тысяч рублей. Однако «контрибуцию» отменил конный отряд «дроздов», разогнавший красную ватагу и снабдивший колонистов оружием для самообороны.

В Акимовке на станции встретили огнём эшелон красных. Пока те не опомнились, расстреляли паровоз и посекли из пулемётов пульмановские вагоны, где большевистское начальство устроило себе из награбленного склады продовольствия и амуниции. Сменили рванину на нормальную обувь и одежду.

В Мелитополе бригада узнала ужасную новость: под Екатеринодаром погиб генерал Корнилов, Добровольческая армия разбита и скитается уже где-то за Кубанью. Казалось, всё рухнуло. Цель, ради которой отважная тысяча больше месяца пробивалась на Дон, потеряла всякий смысл. Дроздовский приказал двигаться вперёд. «Будем же и впредь в грядущей борьбе смело ставить себе грядущие цели, стремиться к достижению их с железным упорством, предпочитая славную гибель позорному отказу от борьбы».

В Мелитополе мобилизовали сапожников и портных – оделись и обулись. Сформировали две команды мотоциклистов.

Дроздовский писал: «Странные отношения у нас с немцами: точно призванные союзники, содействие, строгая корректность, в столкновениях с украинцами – всегда на нашей стороне, безусловное уважение… С украинцами, напротив, отношения отврательные: приставанье снять погоны, боятся только драться – разнузданная банда, старающаяся задеть… Немцы – враги, но мы их уважаем, хотя и ненавидим… Украинцы – к ним одно презрение, как к ренегатам и разнузданным бандам» [16] .

16

Там же. С. 52.

Германцы уже догадались, что ни на какую Москву отряд Дроздовского не идёт. Более того, они понимали, что объективно не признавшие Брестский мир и ориентирующиеся на Антанту добровольцы Корнилова и Деникина остаются врагами Германии и в будущем могут создать определённые проблемы Центральным державам. А сдавшие по «брестской капитуляции» треть империи и зубами вцепившиеся во власть большевики вроде бы как должны быть союзниками.

«Похабный» мир с большевиками для Германии мог быть только временным манёвром без всяких расчётов на дальнейшую дружбу. С либеральной же ослабленной Россией, которую добровольцам ещё предстояло отвоевать, уже можно было говорить всерьёз. К тому же реальной силы за корниловцами немцы не видели и в них не верили, зато была возможность предоставить русским продолжать ослаблять свою страну, не вмешиваясь в мировую бойню.

Добровольцы штурмом взяли Бердянск, выбили красных из Мариуполя. Сам Дроздовский выступал на заседании местного Союза офицеров, объясняя цели и задачи бригады, призывая с собой в поход. Закончил речь под гром аплодисментов. Но что важнее – записались добровольцы в отряд. Это была большая роскошь, ибо в Каховке присоединились всего около 40 человек, в Мелитополе – около 70, в Бердянске – 75, ещё 50 в Таганроге.

15 апреля 1918 г. прибыл первый делегат из казачьей станицы Новониколаевской и – просил помощи от красных банд на Кривой Косе. Дали оружие, чтобы дрались сами. Утром следующего дня доложили – уничтожили банду. 17 апреля наконец ступили на землю Всевеликого войска Донского. Счастливые казаки станицы Новониколаевской встречали белых как освободителей – в отряд записались сразу 44 женщины. Пошли очищать Дон от красных.