Генерал Ермолов
Шрифт:
Барклаю-де-Толли очень не хотелось встречаться с Багратионом, и он готов был предоставить князю полную свободу действий на московском операционном направлении. Ермолов, понимая, в чем заключается причина нежелания Михаила Богдановича соединяться с Петром Ивановичем, горячо воспротивился этому.
— Ваше высокопревосходительство! Государь ожидает от соединения войск наших счастливого успеха и улучшения дел. К этому устремлены желания его величества, на это настроены умы солдат и общества, и это обещано им. Выходит, жертвы, понесенные Багратионом, были напрасны? Вы навсегда повергаете его в положение,
Господин генерал! Вы не посмеете этого сделать. Вы соединитесь с князем Багратионом, составите общий план действий и тем исполните волю государя. Россия не будет иметь права упрекать вас, и вы успокоите ее насчет участи армий.
Барклай-де-Толли терпеливо выслушал пламенную тираду начальника штаба и сказал:
— Горячность ваша, господин Ермолов, от неумения обращаться с людьми. Это понятно. Удивляюсь я, как вы, дожив до тридцати пяти лет, не перестали быть Кандидом{179}.
Барклай-де-Толли шел к Смоленску через Поречье — первый старый русский город на пути отступления его армии. Многие жители, опасаясь прихода неприятеля, покинули город. Раньше пришли свои, они и предались грабежу оставленных домов и даже церквей. Ермолов арестовал пятнадцать человек. По приказу командующего их повесили. Великий князь Константин Павлович не то в шутку, не то всерьез говорил Алексею Петровичу, с которым находился в приятельских отношениях:
— Я никогда не прощу вам, что у вас в армии в день именин моей матушки было повешено пятнадцать человек.
Об этом рассказывали Денису Васильевичу Давыдову сам Алексей Петрович и генерал-адъютант великого князя Дмитрий Дмитриевич Курута{180}.
Между тем 19 июля казачий корпус Платова соединился с армией Барклая-де-Толли. На следующий день в район их расположения под Смоленском стали подходить войска Багратиона.
Ученик Суворова Багратион умел поддерживать боевой дух в армии. Алексей Петрович вспоминал:
«По духу 2-й армии можно было думать, что оная пространство между Неманом и Днепром, не отступая, оставила, но прошла, торжествуя. Шум неумолкавшей музыки, крики неперестававших песен оживляли бодрость воинов; исчез вид претерпенных трудов, видна была гордость преодоленных опасностей, готовность к превозможению новых»{181}.
Солдаты М.Б. Барклая-де-Толли песен не пели. Они рассказывали анекдоты и каламбурили, обыгрывая фамилию своего командующего: «Болтай, да и Только». Но и его армия отступала, соблюдая «неподражаемый порядок», не зная, что такое «расплох и замешательство». По свидетельству участника ретирады и автора «Деяний российских полководцев» С.М. Ушакова, заслуга принадлежала начальнику штаба командующего А.П. Ермолову, «отличнейшие способности которого обнимали все, что только могло быть полезно и выгодно для… общего хода дел военных».
Соединение двух русских армий было большим успехом их командующих. Превосходство сил Наполеона заметно уменьшилось, и он не получил желаемого и выгодного для него на этом этапе войны генерального сражения.
В ЭПИЦЕНТРЕ КОНФЛИКТА
Торжество соединения не сгладило остроты противоречий между командующими. 21 июля М.Б. Барклай-де-Толли и П.И. Багратион встретились. Их сопровождали авторитетные русские генералы М.М. Бороздин, И.В. Васильчиков, М.С. Воронцов, И.Ф. Паскевич, М.И. Платов, Н.Н. Раевский, многие другие и представитель английских вооруженных сил сэр Роберт Вильсон. Последний оставил воспоминания, описав в них крайне неприятный эпизод…
Князь Багратион, отличаясь умом «тонким и гибким», по отзыву Ермолова, не проявил этих качеств в отношении к Барклаю.
— Ты немец, тебе все русские нипочем, — несправедливо обвинил распалившийся Багратион военного министра{182}.
Обычно тактичный Михаил Богданович долго терпел, щадя самолюбие авторитетного в армии и первого по времени производства в чин генерала Багратиона, но всему бывает предел. Он не выдержал и, по свидетельству Р.Т. Вильсона, ответил:
— А ты дурак, и сам не знаешь, почему называешь себя коренным русским, — ответил на это Барклай-де-Толли{183}.
Алексей Петрович Ермолов в беседе с Иваном Сергеевичем Жиркевичем, дословно повторив оскорбления обоих командующих, дополнил картину конфликта интересными деталями:
«Один раз в Гавриках я был в таком положении, что едва ли кто другой находился в подобном. Барклай сидел среди двора одного дома на бревнах, приготовленных для строительства. Багратион большими шагами расхаживал по двору. Они в буквальном смысле ругали один другого… Я же в это время, будучи начальником штаба… заботился только об одном, чтобы кто-нибудь не подслушал их разговора и потому стоял у ворот, отгоняя всех, кто близко подходил, говоря, что главнокомандующие очень заняты и совещаются между собою»{184}.
В такой обстановке рассчитывать на единство действий не приходилось. Военного министра порицали все: интриганы по свойствам характера и по положению в Главной квартире, боевые генералы и люди близкие к царской фамилии, а значит, и влиятельные при дворе; в солдатском строю за его спиной нередко раздавались смачные мужицкие ругательства.
Мудрая Клио давно разрешила этот исторический конфликт, устами А.С. Пушкина она в непревзойденной поэтической форме оправдала М.Б. Барклая-де-Толли и поняла горячего и искреннего патриота П.И. Багратиона, в то время выражавшего общее мнение.
М.Б. Барклай-де-Толли — Александру I,
22 июля 1812 года:
«Отношения мои с князем Багратионом наилучшие. Я нашел в князе характер прямой и полный благороднейших чувств патриотизма. Я объяснился с ним относительно положения дел, и мы пришли к полному согласию в отношении мер, которые надлежит принять. Смею даже заранее сказать, что доброе единогласие установилось, и мы будем действовать вполне согласно»{185}.