Генерал Ермолов
Шрифт:
На берег Эдисы вышли засветло. Мостик действительно был перекинут — хлипкое сооружение из жердин, связанных между собой почерневшей пеньковой верёвкой. Под ним на дне туманной пропасти, ворочая огромные валуны и шелестя галькой, бешено мчалась неглубокая речка. Надёжно спелёнутая узким руслом, она в исступлении билась о каменные подножия скал, в бессильном бешенстве взвивалась в воздух фонтанами брызг. Фёдор присвистнул.
— Ещё один надёжный мост через ещё один болотистый овраг. Ни в коем разе не убьёсси — ни-ни. Так только искупаисси, чтобы остудиться.
— Другого пути
Фёдор зажмурил глаза. Казак медленно считал до ста, стараясь не думать об острых, залитых ледяной водой камнях на дне пропасти, под мостом. Когда же он отважился взглянуть на поросший кривыми соснами противоположный берег Эдисы, она стояла там рядом с братом. Всё та же Аймани: мужская одежда, голову покрывает башлык из тёмного войлока, рыжая коса обмотана вокруг шеи, за плечами длинный лук, в руках праща.
Соколик захрапел, дёрнул головой, едва не вырвав узду из руки наездника. Фёдор обернулся. Сначала он увидел рыжую морду Ёртена, его широкую грудь с белой отметиной посредине. Верхом на Ёртене с головы до пят закованный в сверкающую броню сидел Йовта. Да, это был он — грабитель мирных путников и сел, а также русских крепостей, построенных на этой прекрасной земле подданными государя императора. Казак видел и толпу хорошо вооружённых приспешников, и длинную череду повозок, запряжённых уродливыми волами. Фёдор без суеты вытащил Волчка из ножен.
— Готов умереть? — Йовта захохотал. Его смех, искажённый металлом забрала, звучал подобно грохоту дальнего обвала. — Не сейчас, казак. Ты — отважный воин, тем драгоценней для меня твоя жизнь. Ступай на мост. Иди не оглядываясь. Твоя судьба ожидает тебя на противоположном берегу! Забери у него коня, Навруз-бек. Сдаётся мне, что этот мост может рассыпаться под ударами лошадиных копыт.
Велеречив и величествен оказался Йовта. А Фёдору старейшина и воевода племени нахчи запомнился другим: завшивленный, в помятом шлеме и нагруднике, смердящий, словно шакал, трусливый, словно крыса.
Подбежал юркий Наврузбек. Его крашенная хной, красная борода, и чудная чалма изумрудно-зелёного шёлка, его стёганый халат и златошитые чувяки с загнутыми кверху носами составляли разительный контраст с облачением прочих ратников Йовты. Впрочем, присмотревшись, Фёдор обнаружил под халатом, перепоясанным узорчатым поясом синеватый металл кольчуги. Фёдор не дрогнул, когда прислужник поганца отстёгивал от портупеи Волчка и Ксению, вытаскивал из ножен кинжал. Соколик недобро косил на крашеного басурманина, но взять себя за уздечку позволил.
Фёдор ступил на шаткий настил моста. Он слышал приказ Йовты:
— Брось в пропасть оружие старого бандита, Навруз-бек. Шашка с христианским именем больше не будет сечь голов правоверных!
Он слышал печальный и пронзительный, словно девичий плач, звон лезвия казнимой Ксении.
«Которая ж это пропасть на моём пути? И всякий раз боязно мне и трудно и всякий-то раз тянет меня к неведомому, зовущему с противного берега. И так тянет, что нет сил устоять. И так влечёт, что равнодушным делаюсь и к родине любимой, и к близким, и к родным. Которую ж неделю живу я среди иноверцев, слышу их речь и сам говорю на чуждом мне языке. А о доме вспоминаю ли? Суждено ли мне вернуться домой? Посмотрю ли я на Терек с родного, левого берега?» — так
Казак опомнился, когда твёрдая рука ухватила его за запястье, властно потянула вперёд. Он ступал с шаткого настила моста на неколебимую земную твердь. Он почуял знакомый можжевеловый аромат, поймал наконец холодный, словно лёд Мамисона, и синий, словно небо над их головами, взгляд.
— Где Гасан? — тихо спросил Фёдор.
— Его больше нет, — коротко ответила она.
— Он погиб в Каспарты?
— Уж лучше б ему погибнуть там....
Йовта не оставил им времени для долгих разговоров. Ёртен в два широких прыжка перемахнул пропасть. Тяжёлые копыта дважды оттолкнулись от ветхого настила. Мост зашатался. Несколько жердин бесшумно улетели в пропасть. Ещё мгновение — и копыта жеребца ударили в гранит скалы.
— Встретимся возле Коби! Поторопись, Наврузбек, нас ждёт прекрасная княжна! — зычный вопль Йовты отразился от поросших редколесьем скал, подобно осеннему листу, закружился меж отвесных стен пропасти пока наконец не канул в бурный поток Эдисы.
На противоположном берегу караван уныло продолжил путь по узким, кривым тропам, между скалами, чтобы достичь подножия стен неприступной Коби только на исходе третьего дня. За Йовтой последовали ещё десять всадников. Некоторые из них, подобно своему предводителю, решились преодолеть мост верхом. Большинство же, напротив, переводили коней в поводу.
Йовта склонился с седла, протянул Аймани забранную в кольчужную рукавицу руку.
— Не упрямься, — сказал он глухо. — Я уважаю твой род, наши деды были побратимами — я помню об этом. Тебе и твоему брату-грамотею ничто не угрожает.
Аймани отрешённо смотрела в сторону.
Йовта распрямился. Кольчужные рукавицы со звоном упали на камни. Скрипя доспехами, Йовта с немалым трудом стянул с головы шлем. Длинный и худой, Йовта лицом больше походил на жителя заскорузлой мордовской деревни, чем на высокороднодного нахчи.
— Мордва, — буркнул Фёдор по-русски.
Йовта чуть заметно дрогнул, метнул через плечо на казака неприязненный взгляд:
— Твоя шашка у меня. У вас, казаков, принято дорожить оружием. Нарекать красивыми женскими именами. Я люблю русских женщин. — Йовта облизнулся. — Будешь послушным — отдам тебе шашку. Ослушаешься — снесу голову твоим же клинком.
Без лишних предисловий Йовта схватил Аймани сзади за пояс, легко оторвал от земли, посадил перед собой на седло.
— В дорогу! — скомандовал он. — Если Аллаху будет угодно, заночуем под стенами Коби! Там ждут нас наши братья и богатая добыча!