Генерал Кононов. Том I
Шрифт:
«Прошу», — учтиво сказал Панвиц.
Четко, членораздельно, твердым голосом Кононов сказал следующее:
«Казаки, как и другие народы Советского Союза видят перед собой только одного врага и враг этот — Сталин с его коммунистической системой. Мы — казаки с 1918 года и до настоящего дня всеми способами вели борьбу за освобождение нашего Отечества от преступной власти коммунистических диктаторов.
Мы — казаки — поднялись на борьбу против Сталина сами, без просьбы или предложения на то со стороны немцев или кого-бы то ни было другого. Конечно, мы благодарны вам — немцам за помощь, которую вы нам оказываете и за которую мы после освобождения Отечества от коммунизма
Англо-американцы воюют с вами, но не с казаками, это совершенно ясно, поэтому считаю своим долгом доложить, что отправка нас, казаков, на Западный Вал — просто будет политическим преступлением. Я убедительно прошу вас, господин генерал, хлопотать перед немецким главным командованием об отмене этого убийственного для казаков плана отправки нашей дивизии на Западный Вал.
Смею вас также заверить, что казаки не питают никакой вражды к англо-американцам и вести борьбу против них не будут.
Боеспособность нашей дивизии превратится ни во что. Все наши старания и труды вместе с вами положенные на создание нашей дивизии окажутся напрасными.
Прошу вас господин генерал, просить отправить нашу дивизию на Восточный фронт. Если же это окажется невозможным, то прошу вас, меня и мой полк вернуть обратно на Восточный фронт в распоряжение генерала Шенкендорфа у которого я с полком служил раньше. Если и это будет невозможным — прошу меня уволить, ибо я не могу ручаться за действия моих казаков при столкновении с англо-американцами».
Едва Кононов кончил говорить, поднялся ген. Краснов. Смертельно бледный, дрожащим от гнева и обиды голосом, стал упрекать немцев в недостойном отношении к казакам и требовать отправки казачьей дивизия только на Восточный фронт. Краснов был страшно возмущен тем положением, что немцы, абсолютно не считаясь с его должностью начальника Главного Управления Казачьих Войск, не поставив его даже в известность, бесцеремонно распоряжались казачьими частями, как им только хотелось. Старый казачий Атаман, крайне оскорбленный, стал понимать свое жалкое, ничтожное положение, которое ему пришлось занять в затее немецкого ОКX.
«Я полностью разделяю точку зрения подполковника Кононова. Казачья дивизия должна драться только против большевиков. Это не мой каприз или подполковника Кононова, но стремление и желание всей казачьей массы. С этим казачьим желанием должно считаться немецкое правительство, ибо оно правильно и справедливо. Со своей стороны я также прошу не отправлять казачью дивизию на Западный фронт. Ее место — борьба против большевиков», — такими словами закончил свою взволнованную речь ген. Краснов.
Присутствующие на этом совещании казачьи офицеры: полковник Кулаков, полковник Березнев, майор Пахомов высказались в том же духе.
С недоумением и даже возмущением большинство присутствующих немецких офицеров слушали вступление казачьих офицеров. Лишь только полковники Вольф, Босс и Вагнер, (т. е. те, которые владели русским языком и которым была понятна вся ситуация) понимали горечь и обиду, высказанную казачьими офицерами. Опустив глаза, они молча слушали. Фон Панвиц, не перебивая речь казачьих офицеров, не проронив ни слова, выслушав всех, сдержанно и спокойно ответил, что он сделает все, что только будет возможным с его стороны. А сейчас просит казачьих офицеров отнестись, к сложившимся обстоятельствам сдержанно и терпеливо. Вероятно очень уж настойчивые хлопоты ген. фон Панвица привели к отмене отправки казачьей дивизии на Западный Вал. Однако, очевидно, в штабе главного
В середине августа командиром дивизии была одобрена инициатива показать казакам, что из себя представляет немецкая кавалерия. С этой целью была предпринята экскурсия в Германию, в город Люнэбург, где стоял старый традиционный полк немецкой кавалерии. (В этом полку служба была наследственной — отцов сменяла сыны).
Двенадцать человек, отобранных только из нашего полка под-офицеров, во главе с офицером штаба полка сотником Шикулой (бывший командир нашей сотни) стали тщательно готовиться к этой поездке. Все отобранные под-офицеры, за исключением меня, попавшего в эту группу, были бывшее средние командиры Красной Армии чинами не ниже лейтенанта.
Наш новый командир сотни, сменивший сотника Шикулу, немецкий старший лейтенант, оказался очень хорошим человеком (к сожалению не помню его фамилию). Он очень заботился о казаках и полюбил их. Казалось, он больше всех был озабочен этими приготовлениями.
Для отобранных под-офицеров из нашей сотой было приказано выдать новое обмундирование. Он суетился, хлопотал и сам присутствовал при подгонке мундиров в портняжной мастерской. На следующей неделе, мы, — с иголочки одетые, сверкая эфесами выданных нам по этому случаю шашек (шашки были трофейные-советские), алыми донскими лампасами, с заломленными «чертом» донскими папахами, — утренним поездом отправились созерцать достоинства немецкой кавалерии. Экскурсию сопровождал адъютант ротмистра фон Ляра — лейтенант фон Дэр-Вензе.
Этот двадцатилетний немецкий офицер был прямой противоположностью ротмистру фон Ляру. Добродушный и любезный, исключительно симпатичный он с большим уважением и предупредительностью относился к нам и вообще ко всем казакам. Мы платили ему тем-же и наши беседы пересыпались веселыми шутками. Даже сотник Шикула, возненавидевший немцев после случая с ротмистром фон Ляром, стал сомневаться в том, что все немцы «сволочи», как он их окрестил и, улыбаясь лейтенанту фон Дэр-Вензе, охотно вел с ним разговор.
Вскоре мы пересекли границу Германии и на вторые сутки очутились в ее столице. Лейтенант фон Дэр-Вензе водил нас по городу, объяснил и разъяснял нам значение видимого нами и старался показать нам все достопримечательности Берлина.
Придерживая клинки шашек, позванивая шпорами, сопровождаемые бесчисленными любопытными взорами, мы с таким-же любопытством рассматривали видимую нами впервые Германию. В тот же вечер мы двинулись дальше. Кажется на вторые или третьи сутки, ночью, мы прибыли в Люнэбург. Нам была оказана очень приветливая встреча. Предоставили все удобстве какие только могли быть предоставлены, в военных казармах. На утро после завтрака в под-офицерской столовой мы с интересом рассматривали расположение полка. Лейтенант фон Дэр-Вензе без конца знакомил нас со множеством окруживших нас немецких под-офицеров и офицеров, рассматривавших нас с явным любопытством. Несколько дней подряд мы наблюдали все занятия. Надобно сказать, что чистота и порядок в казармах были идеальными. Вечером мы отправлялись в город и везде были с любопытством доброжелательно встречаемы. Вероятно немецкая пропаганда расписывала казаков, как друзей немцев, и они в силу своей врожденной дисциплинированности принимали нас как друзей, как бы исполняя приказ власти: «Бефель — ист бефель» — таков уж немецкий народ.