Генерал Власов. Анатомия предательства
Шрифт:
В антисоветскую организацию, возглавляемую Власовым, я вступил, хотя и не имел на это прямых указаний от советских органов, с целью подрыва этой организации изнутри, с целью разлагательской работы. Свою деятельность на оккупированной немцами территории полностью признаю.
Комментируя это заявление Ивана Алексеевича Благовещенского, Виктор Филатов выделил слова о разлагательской работе.
«Разговор идет, — поясняет он, — как говорится, без свидетелей, за закрытыми дверями, что-то вроде прогона перед спектаклем на публике, — и вдруг такое заявление подсудимого. Во-первых, что имеет в виду Благовещенский, когда говорит „советские органы“? Абзацем выше он показывает: „я… сам лично добровольно сдался органам
Тут надобно дух перевести…
В разгоряченном сознании генерала-писателя любые слова и заявления разрастаются в такие дебри, что уже и не отыскать пути в них.
Между тем заявление Благовещенского можно объяснить и проще, и понятнее. Пытаясь доказать, что вступил во власовскую организацию якобы с целью разрушения этой организации, он пытается уйти от подвешенной над ним, как и над его подельниками, статьи «через повешение».
Благовещенский намекает на то, что он не изменник, а герой, хотя и геройствовал «без разрешения» ГРУ и НКВД.
И свидетели у него есть. Где они сейчас? В Америке? В Австралии?
Прием, в принципе, банальный, но позволяющий затянуть следствие.
Рассчитывал ли Иван Алексеевич, что ему удастся осуществить этот прием на практике?
Едва ли…
Только ведь больше все равно не на что было рассчитывать.
В отличие от генерала Филатова генерал Ульрих это понимал и на уловку Благовещенского не поддался. Кивнув, он продолжил опрос обвиняемых.
Председательствующий. Подсудимый Мальцев, признаете ли вы себя виновным в предъявленных вам обвинениях?
Мальцев. Да.
Председательствующий. Подсудимый Буняченко, признаете ли вы себя виновным?
Буняченко. Да, признаю.
Председательствующий. Подсудимый Зверев, признаете ли вы себя виновным?
Зверев. Признаю, за исключением пункта, в котором говорится, что я являлся членом КОНРа. Заявляю, что я никогда членом КОНРа не был, в заседаниях КОНРа не участвовал и манифеста не подписывал.
Председательствующий. Подсудимый Меандров, признаете ли вы себя виновным?
Меандров. Признаю.
Председательствующий. Подсудимый Корбуков, признаете ли вы себя виновным в предъявленных вам обвинениях?
Корбуков. Признаю.
Председательствующий. Подсудимый Шатов, признаете ли вы себя виновным?
Шатов. Признаю, за исключением того момента,
В 13 часов 40 минут председательствующий объявил перерыв. Менее чем через полчаса судебное заседание возобновилось. Начались допросы Власова и его помощников.
Никто из них не отрицал своей вины, не оспаривал выдвинутых обвинений. Если и возникали некие накладки, то они были вызваны тем, что подсудимые не понимали или делали вид, что не понимают вопроса.
Ничего не меняли и пикировки, которые время от времени возникали между подсудимыми. Никто не перекладывал на плечи другого своих поступков. У каждого этих поступков вполне хватало для предъявленных обвинением статей.
И вот посреди этого ровного течения процесса в 21 час 45 минут В.В. Ульрих объявил, что сейчас будет просмотр в зале суда трофейных фильмов о заседании КОНРа 14 ноября 1944 года в Праге и выступлении Власова на собрании в «Доме Европы» в Берлине.
Глава пятая
Было бы понятно, если бы демонстрация фильма была вызвана необходимостью изобличения отрицающих свое участие в работе КОНРа подсудимых.
Но необходимости такой не было. Никто из подсудимых не отрицал того, что мог подтвердить фильм.
Тем ни менее фильмы показали.
Ульриху зачем-то потребовалось вдруг сравнить сидящих на скамье подсудимых власовцев с теми, какими они были в вершинную минуту своей жизни.
Или не Ульриху это потребовалось? Но тогда — кому?
История с показом фильма загадочная, почти мистическая.
Нечто от мистического действа есть и в тех вопросах, которые задавались после демонстрации фильма подсудимым.
Сами вопросы в стенограмме не зафиксированы, но ответы подсудимых остались.
Подсудимый Жиленков. Я жил у немцев неплохо, а поэтому и имел такой выхоленный вид немецкого генерала, который вы видели при просмотре документального фильма заседания Комитета.
Подсудимый Трухин. Когда я находился в президиуме, заснятом немцами для проведения агитационной работы в фильме, который вы только что просмотрели, я не думал о том, что мне сегодня придется сидеть на скамье подсудимых перед советским правосудием. Но я знал, что когда-либо мне все-таки придется отвечать за свои преступления перед Родиной.
Зачем надо принуждать подсудимого проводить сравнение себя нынешнего с тем, каким он был полтора года назад, тоже непонятно.
Тут что-то пропущено в стенограмме.
Кстати, заметим попутно, что стенограмма, фиксирующая часы и минуты перерыва на обед, конец первого дня заседания и начало второго не отмечает никак [93] .
Ответить на эти вопросы затруднительно, но очевидно, в часы, когда демонстрировались достаточно длинные — мне довелось посмотреть их — фильмы, что-то происходило. Очевидно, кто-то появлялся в зале, где шел закрытый процесс…
93
Л.Е. Решин и В.С. Степанов говорят, что Ульрих объявил перерыв в 22 часа 50 минут до 12 часов 31 июля 1946 г.
Кто-то из высших руководителей государства?
Это многое бы объяснило, но не все.
Непонятно, отчего так резко на этом месте в стенограмме меняется речь Власова.
Власов. Когда я скатился окончательно в болото контрреволюции, я уже вынужден был продолжать свою антисоветскую деятельность. Я должен был выступать в Праге. Выступал и произносил исключительно гнусные и клеветнические слова по отношению к СССР. Все это я сейчас просмотрел и прослушал из кинофильма и первый несу полную ответственность за это.