Generation Kill (Поколение убийц)

Райт Эван

Машина Колберта едет вдоль стен города, который походит на уменьшенную копию Насирии. Улица, на которую мы выехали, – теперь мощеная, – уводит налево. Когда Персон поворачивает, стена дома по правую сторону и не более чем в трех метрах от моего окна взрывается дульным

пламенем и треском пулеметного огня. В машину попадает двадцать две пули, пять из них – в мою дверь. Легкая бро­ня, которая покрывает Хамви почти полностью (восьмидюймовые стальные пластины приклепаны поверх дверей), отражает большую их часть, но окна открыты и в броне есть щели. Пуля

пролетает мимо головы Колберта и вонзает­ся в корпус за Персоном. Другой снаряд частично пробивает мою дверь.

Мы едва заехали в город, и нам предстоит еще два километра пути через него. Впереди нас пуля попадает в руку мор­пеху из роты Браво, который едет в открытом Хамви.

Перестрелка с двух сторон продолжается. Менее получаса тому назад Колберт рассуждал о реакции на стресс в бою. Кроме конфузной потери телесного контроля, через которую проходит двадцать пять процентов солдат, другие симп­томы включают растяжение времени, то есть ход времени замедляется или ускоряется; четкость зрения, чрезвычайно повышенную чувствительность к деталям; хаотичность мышления, фиксацию мысли на несущественной связке со­бытий; потерю памяти; и, несомненно, инстинктивные ощущения безраздельного ужаса.

В моем случае слух практически полностью отделился от зрения. Я продолжаю видеть дульное пламя рядом с маши­ной, но не слышу его. Рядом со мной Тромбли выпускает триста снарядов из пулемета. Обычно, если кто-то стреляет из пулемета так близко от вас, это оглушает. Мне кажется, что его пулемет шепчет.

У Колберта практически безмятежное выражение лица. Он согнулся над своим оружием, высовываясь из окна, напря­женно изучая стены домов, давая очереди из своего М-4 и стреляя гранатами из подствольника М-203. Я вижу, как он заряжает новую гранату и думаю: “Готов поспорить, Колберт счастлив, что наконец-то стреляет гранатами 203 в бою”. Мне вспоминается, как он недавно по­целовал гранату. Хаотичные мысли.

Я изучаю лицо Персона, пытаясь обнаружить признаки паники, страха или смерти. Я опасаюсь, что его застрелят или он съедет с катушек, и мы застрянем прямо на этой улице. Но, кажется, Персон в порядке. Он ссутулился за рулем и смотрит в ветровое стекло с почти безразличным выражением лица. Единственное, что в нем изменилось – это то, что он перестал болтать о Джастине Тимберлейке или каком-нибудь другом фееричном отсталом гомике, который его занимает.

Тромбли отвлекается от своей стрельбы из окна и оборачивается к нам с триумфальной улыбкой. “Я прикончил одно­го, сержант!” – орет он.

Колберт игнорирует его. Тромбли бодро возвращается к стрельбе по людям из окна. Серый объект “наезжает” на вет­ровое стекло и вонзается в крышу. Хамви наполняет царапающий звук металла по металлу, который я слышу. Чуть раньше в тот день Колберт обменял Гарсу на стрелка из гранатомета Mark-19 из другого подразделения. Парня зовут Уолт Хессер, капрал, ему двадцать три и он из Тейлорстауна, штат Виргиния. Ноги Хессера поворачиваются боком. На машину упал или бросили стальной кабель. Еще один падает сверху и царапает по крыше.

Колберт

кричит: “Уолт, ты в порядке?” В ответ – тишина. Персон оборачивается, снимая ногу с педали газа.

Машина замедляет ход и слегка отклоняется влево. “Уолт?” – зовет Персон.

“Я в порядке!” – говорит он почти бодрым голосом. Персон перестал следить за движением машины вперед. Мы практически ползем. Позже Персон говорит, что волновался, что один из кабелей, которые упали на машину, мог опу­тать Хессера. Он не хотел, чтобы получилось так, что он разгонится, а Хессер останется висеть с петлей на шее на ка­ком-нибудь фонаре в центральном Гаррафе.

“Жми на газ, Персон!” – орет Колберт.

Персон увеличивает скорость, а снаружи застыла тишина. Мы все еще в городе, но, кажется, по нам никто не стреля­ет.

“Черт возьми! Вы это видели? Вот это мы отожгли!” Колберт вне себя, смеется и качает головой. “Черт возьми!”

Тромбли поворачивается к Колберту, снова ища его одобрения. “Я завалил одного, сержант. Его колено взорвалось, а потом я разрезал его пополам!”

“Ты разрезал его пополам? – спрашивает Колберт. – Молодец, Тромбли!”

“Погодите друг друга поздравлять, - говорит Персон, - мы еще отсюда не выбрались”.

Мы проезжаем мимо покореженной, сгоревшей машины по правую сторону, затем Персон поворачивает налево, и нас снова обстреливают. Чуть подальше от дороги мы видим несколько приземистых шлакоблочных строений, похожих на промзону. Я вижу, как от них отходят белые клубы дыма: еще больше вражеского огня. Персон вдавливает педаль газа в пол. Колберт и Тромбли снова начинают стрелять.

“Я еще одного подстрелил!” – кричит Тромбли.

Вдали мы видим белую дымку: конец города. Мы вылетаем на песчаное поле, которое выглядит почти как пляж. В воздухе носится столько песка – скорость ветра все еще около шестидесяти миль в час – очень сложно что-либо раз­глядеть. Со всех сторон раздаются оружейные выстрелы. Хамви проезжает около двадцати метров по песку, а затем вязнет. Персон дает полный газ, и колеса пробуксовывают. Хамви увязает в битуме по самые дверные створки. Это сопочное поле. Сопка – это свойственный Ближнему Востоку геологический феномен. Сверху это поле выглядит как пустыня с твердой коркой из песка толщиной где-то с дюйм, по которой человек может ходить, не проваливаясь, но стоит проломить эту корку и под низом обнаруживаются смоляные ямы Ла Бреа – зыбучие пески из смолы.

Колберт выпрыгивает наружу и бежит к другим машинам разведбатальона, которые сейчас выстроились по прямой и ведут стрельбу по городу. Он бежит вдоль линий оружия с криком: “Прекратить огонь! Оценить ситуацию!”

У Хамви Колберта кто-то из вышестоящих офицеров стучит по крыше и кричит: “Покиньте Хамви!” Он добавляет: “Термитим радио!” Имеются в виду термитные гранаты, которые используются для уничтожения важного военного оборудования в случае, если приходится его бросать.

За спиной его вырастает Колберт. “Черта с два! Я не буду ничего термитить. Мы выбираемся отсюда на машине!”