Генезис
Шрифт:
— Посторонись! — прокричал знакомый голос.
Так и есть. Из-за поворота выбежал рыжий и уже спустя мгновение скрылся за дверью ближней кабинки. Хмыкнув, я переложил белье в другую руку и скорым шагом почапал по коридору.
Больше по дороге к номеру мне никто не повстречался. Оно и понятно. Многие еще не вернулись, а другие еще не проснулись.
Отворив дверь, я взял лежавшую рядом бечевку и две длинные палки. Распахнув оконные створки, по-хитрому закрепил брусья на подоконнике и намотал на них бечевку. Развесив на импровизированной вешалке свои скудные пожитки
Времени на столовую у меня не было, поэтому, сварганив на скорую руку десяток бутербродов, я завернул их в салфетки и убрал в сумку. Следом туда попал термос с кипятком и самодельный кофе. Дневник я бережно убрал в крайнее отделение, чтобы, не дай бог, ничего не случилось. Оглядев свой нехитрый комплект настоящего чертильщика, я вздохнул и отправился к двери. Сегодня придется пойти длинным путем, все же прыгать через белье — это уже просто глупо.
Подойдя к выходу, я потянулся к ручке, но та внезапно провернулась, и дверь открылась.
— О! — Кажется, рыжему уже легче. — А ты куда собрался?
— Все туда же.
— Опять халтурка? — догадался друг.
— И она тоже, — кивнул я. — Ну, до послезавтра, что ли?
— Ага.
Мы пожали друг другу руки и разошлись. Я отправился в библиотеку, а Дирг пусть готовится к балу.
Спустившись вниз по скрипучей, пропахшей чернилами и книгами лестнице, я привычно поздоровался со старичком и вышел на улицу. Легкий ветер бодрил. С наслаждением втянув свежий воздух, я поправил сумку на плече и, напевая задорный мотив, встал на тропинку, ведущую к библиотеке.
Я уже столько раз рассказывал про этот путь, что более не стану заострять на нем внимания. В конце концов, если сто раз пройдешь по одной дороге, она сольется в расплывчатый образ, пустое направление. Так же было и со мной.
Для меня уже давно стали обыденностью и сверкающие заклятия, вылетающие из ближайших кустов, и бесконечная суета вечно спешащих студиозусов, и частые взрывы, доносящиеся со стороны полигонов. Некая сказка, которая раньше присутствовала в этом месте, ушла, оставив след из приятных воспоминаний. И это правильно.
— Раз-два! Левой! Правой!
Я еле успел притормозить. Прямо предо мной пронеслась, точнее, проползла колонна студиозусов. Измученные, с тупыми блеклыми глазами, эти овцы плелись за своим пастухом — Капралом.
— Швыдче ногу, резвее шаг! Я научу вас, как жизнь любить! Раз-два! Раз-два! — кричал Милфорд, бегущий спиной и внимательно наблюдавший за своим стадом.
Лица сменялись одно за другим, и каждое навевало на меня смутные опасения. Но все сомнения разрешились, когда я приметил еле дышащего Санту, плетущегося в хвосте. На минуту его взгляд стал осмысленным. Оглядевшись, парень азартно мне подмигнул и снова принял вид умирающего лебедя.
«Ну актер! — восхитился я про себя. — А я уж думал, здесь мышей совсем не ловят. Так нет — нам, оказывается, просто повезло».
Еще немного посмотрев вслед удаляющимся несчастным, я отправился дальше. Миновав очередной парк, свернул в переулок, немного там попетлял и вышел к задней части общежития. Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я предпочитаю выходить в окно: так чуть ли не в два раза короче выходит. Снова поправив вечно съезжающую сумку, я ускорил шаг и уже через десяток минут оказался у входа в библиотеку.
Про вечное «тсс» даже не стоит упоминать. Заведующая снова протянула мне пачку бумаг, и я поставил несколько подписей. Парочку — за прошлое посещение, и несколько — за это. На каких-то бланках я ставил отметку в пункте «в случае смертельного исхода претензий не имею». Где-то — «обязуюсь не совершать акт хищения или акт порчи имущества». Было еще множество других подобных бланков. В сумме за один присест я оставлял где-то четырнадцать своих автографов. Прямо чувствую себя знаменитостью.
И снова тьма, движущаяся лестница, скрипучая тележка, сотни тысяч стеллажей и еще больше книг. И сколько бы я ни поражался этой подземной сокровищнице, всему есть предел.
Тележка замедлила ход, а вскоре и вовсе затормозила. Выйдя наружу, я вытащил амулет и отправился к своему кабинету.
М-да. Здесь явно требовалась генеральная уборка. Положив сумку на стул, я засучил рукава и стал ликвидировать следы вчерашнего посещения. Аккуратно сложил документы. Достал укатившиеся инструменты. Починил ножку стула — пришлось использовать какой-то талмуд вместо молотка, чтобы загнуть один из вылезших гвоздей. Варварство, конечно, но кто же в здравом уме будет читать «Смертельную гербологию для ценителей» Рудольфа Форфага?
Закончив с восстановлением порядка, я открыл дневник на странице «Халтура». Как я уже рассказывал, с работы мне пришлось уволиться. Управляющий банком выписал мне приличную премию, мы с ним подняли по чарке и разошлись. У каждого остались, я надеюсь, самые приятные впечатления о недолгосрочном, но прибыльном сотрудничестве. Но как бы то ни было, а деньги мне все же нужны. И именно поэтому я заключил соглашение с травницей с улицы Пяти Ям. У этой «пожилой леди», как называла себя вековая старуха, я часто скупал определенные травки и корешки. Вскоре, когда я уже появлялся там чуть ли не каждую декаду, мы выпили по чашке чаю. Тут-то я и узнал, что каждая лавка на этой улице имеет свой подпольный бизнес. Так я стал негласным ядоваром. Ну а мне-то несложно. Смешал это с этим, добавил другого, и вот уже я за флакон тридцать серебряников получаю, плюс небольшие скидки на товар. Вполне прилично.
Вот и сейчас, подойдя к переносной лаборатории, я собирался сварганить партию «Златозмейки». Откровенно говоря, не захотел бы я стать жертвой этой сыворотки. Двадцати граммов хватит, чтобы уже через сезон жертва померла. И смерть ее не будет простой. «Златозмейка» называется так потому, что вместе со специальным раствором в тело жертвы помещается еще и пара десятков маленьких личинок. Впоследствии, когда служивые обнаружат труп, они отметят смерть от паразитов. Ну а как еще охарактеризовать мертвого, у которого вся животина разорвана, а вместо кишечника — целый рой из всяких червяков и им подобных? Жуткая вещь, но в Ямах пользуется большим спросом.