Генезис
Шрифт:
Мгновение — и оружие, рассекая воздух и оставляя за собой еле заметную серебряную полосу, покидает ножны. Раздается металлический звон, и невидимый глазу противник лишается головы. Мгновение — и свист режет уши, а сабли возвращаются в ножны. Мгновение — и вновь два клинка рассекают пространство. Мгновение…
Полигон уже давно опустел. Четверка уставших студиозусов под руководством куратора организованно покинула площадку, помахав на прощанье высокому широкоплечему юноше, все еще размахивающему саблями. Одна из девушек, светленькая, крикнула ему, чтобы бессовестный лентяй не задерживался и к вечеру был в известным месте в подобающей случаю одежде. Наличие хорошего настроения и пустого желудка — обязательно. Но у любого постороннего наблюдателя сложилось бы впечатление, что юноша,
Он все так же продолжал выхватывать из ножен клинки, чтобы затем убрать их обратно. И немного сведущий в боевых искусствах случайный прохожий (хотя откуда ему здесь взяться) смело предположил бы, что перед ним усердный подмастерье, оттачивающий самые азы. О, да пощадят его боги, как бы он был неправ! Конечно же этот мужчина, что сейчас с таким остервенением и неким забвением машет саблями, не был мастером, да и даже просто сведущим в бою себя не считал и таковым не являлся. Но уж точно он не оттачивал азы. И хоть его лицо с несколько резковатыми чертами (многие женщины сказали бы — не самое симпатичное) имело сосредоточенное выражение, он почти не напрягался. До какой-то степени он вообще выпал из реальности и просто ждал. Ждал момента, когда руки и «крылья» нальются свинцом и он уже больше не сможет их поднять. И только в тот момент тренировка бы закончилась. Что ж, подождем и мы.
Я бы предложил вам закурить прекрасный, терпкий табак с далекого западного континента. Но не знаю, курите ли вы или считаете эти маленькие самокрутки чем-то отвратительным — палочками-убийцами, если позволите. Предложил бы выпить красного вина, привезенного из далеких земель, где виноград заботливо выращивается знающими толк в этом вопросе лесными эльфами. Но я не уверен, что вы благоволите алкоголю, а не принимаете его за вред самому себе или излишнее баловство.
Я, быть может, завел бы беседу о минувших эпохах, о героях далекого прошлого, о королях, шутах, убийцах и охотниках. Но не факт, что вы увлекаетесь историей Ангадора. Попытался бы предложить вам интересные темы о жизни, будущем, мечтах и звездах. Но, право же, такие разговоры лучше оставить завсегдатаям алиатских чайных. Да и сам я, признаться, в этих вопросах не силен. Быть может, вы спросите, кто же я? О, я как раз тот самый случайный прохожий, неведомо каким образом оказавшийся рядом с пятым полигоном. Пробравшись мимо заснувшего охранника, я забрался на трибуны и из тени, отбрасываемой кожаными плащами, эдакими растяжками, что висят в самом верху любой арены, смотрел на тренировку будущих боевых магов.
Доложу вам, весьма скучное занятие — наблюдать за этими пока еще не оперившимися соколятами. Еще пройдет немало времени, прежде чем они гордо расправят крылья и на правах сильного смогут бороздить небесные просторы, одним своим видом распугивая остальных обитателей поднебесной. Но иногда полезно немного поскучать.
В какой-то момент я уже собирался уходить, но меня заинтересовал тот самый юноша. Ох, простите, — молодой мужчина. Я даже поспорил с самим собой, когда же он устанет. Ведь, несмотря на кажущуюся простоту, с такой тренировкой справятся немногие. Большинству уже через десять минут руки покажутся тяжелее Харпудова гребня. Но этот человек все продолжает рубить воздух. Будто бы ему неведомы ни усталость, ни лень, ни просто здравый смысл. Ведь какой нормальный разумный станет целых три часа истязать себя однообразным упражнением?
И лишь когда солнце окрасило небо в кроваво-золотые тона, а на востоке засияли первые гостьи ночи, молодой мужчина в последний раз взмахнул саблями и убрал их в ножны. А затем он застыл, сохраняя абсолютную неподвижность. Будто некий злой черный маг обратил его в каменную статую, обрекая на вечные страдания. Ни с того ни с сего любопытство захлестнуло меня, подобно волне страшного цунами.
Не отводя взгляда от фехтовальщика, я спустился на несколько пролетов ниже. И правильно сделал. Потому как, когда задул вечерний освежающий ветер, человек разбил иллюзию проклятия. Он сорвался с места, словно ураган, что вырвался из клетки богов и теперь выплескивает свою ярость и гнев на безвинных смертных. Сабли, вновь покинувшие ножны, больше не вернулись обратно.
Внизу развернулось настоящее сражение. Вот только казалось, что человек бьется не с тенью, воображаемым противником, а с чем-то осязаемым. Он перетекал из позиции в позицию, сабли мелькали то где-то в темнеющей выси, то у самой земли, поднимая маленькие облачка песка. Ни на миг не замирая, юноша пытался одолеть что-то, чему я не могу дать описания. Будь на моем месте упомянутый малосведущий прохожий, он бы с ухмылкой сказал, что парнишка увлекся танцами. Но я бы не стал столь споро давать метафоры сему действию. Называть это танцами — все равно что обозвать корриду салочками с быком.
Тем временем степень моего удивления только росла. Сабли, все мелькая, расплывались в воздухе серебристой дымкой, но недавно поднятый песок не падал. Противореча всем законам этого мира, он в такт стремительным выпадам летел за клинками юноши. И, клянусь своим перерождением, я не чувствовал ни грамма энергии, а значит, и магии. Будто сам ветер, встав плечом к плечу с человеком, пытается помочь ему в этой неравной схватке с нереальностью.
В какой-то момент фехтовальщик ускорился настолько, что его полностью окружила песчаная сфера. Меньше чем через удар сердца из этого кокона вырвалась рука, крепко сжимающая эфес сабли. А за ней от кокона отделилась песчаная лента. Устремившись куда-то в закатную высь, она вскоре опала той самый пылью. Но уже давно, с другой стороны, выстрелила ее сестра-близнец. И еще не успел песок опасть, как за ней последовала третья, потом четвертая, пятая, восьмая… На арене, в закутке, окруженном каменными стенами, будто бы рассвело маленькое солнце, песчаное, но солнце. Когда же я присмотрелся, то еле сдержал вздох удивления. На каменной кладке, в местах, куда попадали песчаные ленты, образовались глубокие порезы. Простым оружием, совсем без магии, такого не сделать. А ее-то я не ощущал.
Наконец песчаная сфера исчезла, а на ее месте оказался измотанный человек. От его тела поднимался пар, хотя ночная прохлада еще не вступила в свои законные права. Руки его дрожали, как дрожит осенний лист, срываемый ветром. Дышал он через раз и явно прилагал для сего простого действия неоправданно большие усилия. Кое-как убрав сабли в ножны, он сел на корточки, а потом и вовсе развалился на песке, на манер какой-нибудь морской звезды. И в момент, когда он повернул голову в мою сторону, наши глаза встретились…
Пять секунд — таков был мой новый личный рекорд. Что неплохо. Хотя, если честно, я до сих пор не видел боевого применения этой техники. И от одной мысли о том, сколько еще предстоит работы, мне становилось дурно. Впрочем, сейчас меня это мало заботило. Устав, я с непередаваемым наслаждением развалился на песке. Остывший, он приятно холодил вспотевшую спину. Небо уже покрылось алым закатным саваном. То тут, то там раздавались трели ночных птиц. Эти маленькие хористы уже прочищали горло, разминали голосовые связки и готовились к новому концерту. И как бы я ни желал его послушать, но надо было собираться. Все же пропускать вечеринку не хотелось. Собираясь вставать, я повернул голову в сторону южной трибуны, прикидывая расстояние до раздевалки с купальней. И в момент, когда я уже почти собирался подняться, перед моим взором предстал ворон. Хотя назвать эту птицу вороном было бы оскорблением для этого пернатого. Размером он был с альпийского орла, а цвет его перьев был темнее самой непроглядной ночи. Когда мы встретились взглядами, я по достоинству оценил его красные глаза, больше смахивающими на горные рубины. Взмахнув исполинскими крыльями, он исчез в наступающей мгле. М-да. Академия не перестает удивлять своей фауной. То здесь королевские коты тебя из больницы выручают, то ворон-орел за тренировкой наблюдает… Впрочем, уже через пару минут я забыл об этом любопытном инциденте.
Поднявшись с земли и отряхнув штаны, я поплелся в сторону раздевалки. Открыв свой шкафчик, разделся. Убрал пропахшую потом одежду и, сделав себе зарубку в памяти, что не худо бы простирнуться, отправился в купальню.
Хотя «купальня» — слишком громкое наименование для этого уголка с трубой, из которой течет холодная, до стучащих зубов, вода. Но сейчас разгоряченному телу такой перепад был необходим. Быстренько растеревшись едким порошком, я открыл вентиль на полную катушку и запрыгнул под струю. По спине и груди будто утюгом провели. Но уже через мгновение нестерпимый жар обернулся промозглым холодом. Ухая и охая, я смыл с себя известь и, выпрыгнув тем же движением, насухо вытерся полотенцем. И все это меньше чем за минуту. Вот как армия на человека влияет. Пусть и наемная, но все же армия.