Гений, или История любви
Шрифт:
— Не меня, а ее! — вслух самому себе вдруг сказал Володя и нахмурился.
Глава 9
Было где-то около половины двенадцатого ночи, когда красная «Ауди» заехала в арку серого дома на Тверской улице. Машин на дорогах почти не осталось, и дорога от «Савеловской» до сердца Родины заняла всего минут восемь, при том, что Готье не спешил. Он молчал, глядя на дорогу, и только иногда мельком скользил взглядом по бледному лицу Сони. Молчание прервалось только один раз. Готье спросил:
— Хочешь, поставлю музыку?
Соня пожала плечами и кивнула. Готье остановился на светофоре
— Черт, у Ини тут одно какое-то дерьмо! Даже, «ВиаГра» есть, что уж вообще необъяснимо. Где-то тут был диск «Radiohead». Куда ж она его запихнула? Знаешь, Элиза, я обычно музыку слушаю в плеере. Тут я не люблю что-то трогать. А, вот он.
Готье извлек диск из ящичка, вставил в дисковод, и из динамиков автомобиля полились звуки электронной музыки. Через полторы песни они уже приехали. Соня не видела большой необходимости сопровождать каждое движение какой-нибудь музыкой, но Готье был явно устроен иначе. Иногда Соня завидовала негасимому, постоянному интересу Готье. В отличие от остальных членов группы, так или иначе зацикленных на себе и своих проблемах, Соня большую часть времени была обращена вовне — она смотрела и видела многое, что ускользало от остальных. Она видела, что Леший втихаря мечтает об Ингрид, а Володя — о ней, о Соне. Она видела, что Ингрид иногда уезжает куда-то на несколько часов, после чего приезжает и не смотрит никому в глаза и с Готье ведет себя особенно нейтрально, спокойно. Соня видела, что Готье, единственный из всех, большую часть времени крутит у себя в голове какие-то мелодии. Ей нравилось подмечать, как он застывал на месте, глядя в пустоту, а потом взмахивал ладонью и бросался что-то записывать в свой блокнот. Как он мог часами насвистывать что-то или просидеть целую ночь над синтезатором в наушниках, перебирая клавиши. Его мир состоял из звуков, а не из слов. Сонин мир состоял из динамических картин, она видела мир глазами. Но в чем-то они все же были похожи с Готье. По крайней мере, ей так казалось.
— Это твой дом? — спросил Готье, остановив машину во дворике напротив пары мусорных баков. Другого места для парковки не было, и это-то не могло считаться полноценным местом — машина перегородила подход к мусоркам. Но кому придет в голову выбрасывать мусор в половине двенадцатого ночи?
— Да. — Соня выглянула из машины.
— Можно я зайду к тебе? — спросил Готье.
Соня обернулась и посмотрела на него вопросительно. Он улыбнулся:
— Мне нужно налить воды для омывайки, кончилась. Пустишь? Или у тебя там бабушка?
— Нет. — Соня покачала головой. — Идем.
— Ну и спасибо.
Готье закрыл машину, поежился и, обхватив себя руками, стал, немного дрожа, ждать, пока Соня найдет в сумке ключи. Вечер был прохладным, а на Готье была только джинсовая рубашка. Худой и длинный, он никак не мог согреться, так что дрожал. Соня обратила внимание, что он забыл взять емкость для воды. Забыл? Или?..
Она не стала выяснять, так как, положа руку на сердце, не хотела, чтобы он уезжал. Она хотела бы, чтоб они сидели на ее кухне и он бы рассказывал ей что-нибудь, не важно, что именно. Как это делал Володя. Но Володины рассказы и разговоры не были ей интересны, как и сам Володя. Готье был намного интереснее, и за целый год, что Соня провела под именем Элизы, не было случая, чтобы Готье подошел к ней ближе, чем на расстояние вытянутой руки.
Лифт был сломан в который раз, так что пришлось проделать весь путь до восьмого этажа на своих двоих. Лифт был старый, и было легче посчитать дни, когда он полноценно работал, чем долгие периоды поломок. Этот лифт могло вывести из равновесия что угодно — от неосторожного движения пассажира до наглой и, конечно, недопустимой попытки перевести на нем что-то тяжелое. Например, шкаф. Такие беспардонные идеи выводили лифт из строя на долгие недели.
— Вот это да! Вау! — присвистнул Готье, когда Соня открыла двери квартиры и зажгла свет.
Такая реакция была, конечно, вполне ожидаема и предсказуема. Готье дышал тяжело, не привык проходить восемь пролетов высоченных этажей одним махом.
— И ты тут живешь?
— Да. — Соня усмехнулась. Странный вопрос. Нет, я тут работаю.
— У-у! Эй-ей! — крикнул Готье и прислушался. Голос разлетелся во все стороны, отразился от стен и вернулся к нему. — Вот это акустика. Ла-ла-ла-а!
Соня осторожно откашлялась. Готье обернулся к ней и улыбнулся.
— Да, извини. Орать посреди ночи не очень-то красиво. У тебя злые соседи или добрые? — Готье скинул кроссовки, надавив носком на пятку, бросил их в прихожей и принялся бродить по квартире.
— Элиза, у тебя тут можно в футбол играть! — заметил он, пересекая холл. Зашел в гостиную, увидел пианино и тут же, естественно, приподнял крышку, провел пальцами по клавишам, прислушался к звуку. Потом взял еще несколько аккордов и утерял интерес. Бросил беглый взгляд на кухню — большую, стерильно чистую и неживую.
— Чаю? — спросила Соня.
Готье обернулся и кивнул:
— С удовольствием. Если тут, конечно, есть чайник. Такое ощущение, что это операционная хирурга. А где твои родители? — спросил он.
Соня ухмыльнулась про себя. Впервые за год, что они знакомы, Готье задался этим вопросом. Ни разу за все это время он ни о чем не спрашивал. Ему было все равно. Для него было важно, чтобы на заднем плане, обычно справа от него, Соня в каком-нибудь выразительно-диком облачении нажимала нужные ему кнопки-клавиши. Чтобы Соня делала его музыку — в клубах, на квартирных концертах, в офисах, куда их пару раз приглашали поучаствовать за деньги в корпоративах. Соня играла, и было неважно, что ей всего семнадцать лет, что у нее где-то должны быть родители, которые по-хорошему не должны бы пускать дочь-студентку в такие места в такое время. Все эти вопросы Готье не интересовали. Только теперь, стоя посреди огромной квартиры Сони, он поинтересовался ее жизнью. Но так и не дождался ответа и прошел дальше по коридору раньше, чем Соня успела что-то предпринять и воспрепятствовать.
— Это твоя комната? — спросил он, распахнув дверь в единственное обжитое место в квартире.
Соня покраснела и кивнула. Неубранная постель, несколько плюшевых медведей, которые были разбросаны по комнате, ковер с олененком на стене — ей было неприятно, что Готье все это видит. Это была комната ребенка, а она совершенно не хотела, чтобы Готье видел в ней ребенка.
— Мило, — неопределенно бросил он и коснулся рукой отметин на дверном косяке, там, где родители отслеживали Сонин рост. Сравнил с оригиналом, присвистнул. — Ты подросла. Ты высокая. У тебя родители высокие?