Геннадий Зюганов: «Правда» о вожде
Шрифт:
Ну а мы-то сами почему забыли предостережения классиков: капитал ради прибыли пойдет на любое преступление?
Пишу эти строки под аккомпанемент дежурных теленовостей: сразу в двух городах — Москве и Серпухове убиты два руководителя государственного оборонного предприятия, к которому тянула свои щупальцы хищная частная компания… И так — каждый день. Почему же не поставили заслон атакующему Бандитизму дикого рынка?
Впрочем, вопросы может задать и дурак, но почему сто наших политических мудрецов оказались не способны на них ответить.
Кстати сказать, амбициозные компартлидеры до сих пор не могут понять, почему обездоленные демократами люди
У нас в Ленинградском университете преподавал философию, точнее — диалектический материализм доцент Эмдин, бывший узник ГУЛАГа. Он не особенно напирал на свое прошлое, излагая нам, студиозусам, великое учение, но в частных беседах все же рассказывал: его или его сотоварища по несчастию арестовали, так как он в своей домашней библиотеке хранил в то время запрещенный словарь Брокгауза и Ефрона. Кому пришло в голову запретить великий энциклопедический словарь, изданный на рубеже 19 и 20-го веков в 82-х основных и четырех дополнительных томах? А может, речь шла о выпущенном в 1911-1916 годах (тоже до революции) Новом энциклопедическом словаре (известно, что из намеченных 48 томов вышло 29)? Людей в серых макинтошах вряд ли интересовали все тома; насколько я помню, нашего страдальца арестовали за один абзац одного тома, где содержались какие-то неугодные сведения. О чем? Кто знает?
К нам на факультет журналистики приходил как-то раз Павел Иванович Усанов, рассказывал (он это помнил!), как под теплой дружеской опекой Надежды Константиновны Крупской и других видных деятелей компартии зарождался в Петрограде комсомол — Союз коммунистической молодежи. Павел Иванович был делегатом первых съездов ( утверждать не берусь, но, кажется, и того знаменитого третьего, где с хрестоматийно известной речью выступал Владимир Ильич Ленин). Работал в ЦК партии, участвовал в заседаниях пленумов (его сын, Борис Павлович, был в начале 70-х секретарем Ленинградского обкома КПСС, а до того вел работу в Киришах, на местном нефтеперерабатывающем заводе — одном из крупнейших в СССР).
А жизнь самого Павла Ивановича сложилась трагически. Его по чьему-то доносу арестовали и бросили на гулаговские нары… Впрочем, на нары — это слишком красиво сказано. В барак, рассчитанный на 50-60 человек, загоняли в 4-5 раз больше зэков. Нары были трехполочными (пишу по памяти). В проходе — настил из досок. На него вплотную укладывали политических заключенных и на ночь заталкивали их под нижний ярус тюремных нар. Утром вытаскивали полуживых людей, да не все из них оказывались и полуживыми…
Не стану ввязываться в дискуссию о масштабах репрессий — вряд ли кто точно знает число их невинных жертв. Но методы… Методы унижения людей, как можно понять даже по этим двум историям, были изощренно бесчеловечны.
И все же те, кто перенес годы мук и страданий и вернулся к жизни из-за колючей проволоки, сохранили и ум, и совесть, и душу. И честь.
Мне приходилось писать об Олеге Волкове, известном литераторе, прошедшем суровую таежную выучку в лагерях. Уже на склоне лет он говорил, что готов еще раз пройти через все это, лишь бы не видеть, как обезобразили страну либерал — реформаторы. Доцент Эмдин стал вновь преподавать марксистскую философию, ее сердцевину — диалектический материализм. Павел Усанов вырастил сына — инженера, ставшего видным партработником…
Значит, в этих людях было что-то такое, чего нынешнему ( и даже нашему, отнюдь, не молодому) поколению уже не
Так и с историй “Правды” последнего десятилетия ХХ века.
Мы в начале90-х были еще не старыми, растили детей и внуков, нуждались в деньгах и вполне могли бы найти себе более доходное место для приложения своих сил, знаний и умений. Многие из наших коллег так и сделали. Заблаговременно ушли в новомодные издания, где простому спецкору платили в полтора-два раза больше, чем главному редактору “Правды”, академику и депутату, члену ЦК КПСС. Даже больше, чем — по ведомости — причиталось члену Политбюро ЦК.
Но есть что-то таинственно— притягательное в этом удивительном издании — газете “Правда”. В номенклатурные времена ее буквально убивали ретивые идеологи, навязывая каждому члену и кандидату в члены КПСС подписку на печатный орган ЦК. Даже если в семье было 2-3 коммуниста, услужливые дураки требовали, чтобы все из них подписались на “Правду”. Это вызывало естественный протест, резкое отторжение глупости. А тут, когда оказалось, что “Правда” уже не в моде, никто ее сверху не навязывает, больше того, ее полузапретили, — а газета была востребована множеством людей. Она, чувствовалось, давно стала органической частью жизни, и не просто общества, а конкретных людей, наших соотечественников, разбросанных по воле ничтожных политиков по обломкам Советского Союза.
Вот когда коммунисты могли найти понимание и отклик в своих усилиях по воссозданию СССР. Это и стало стержневой темой “Правды”. И смыслом жизни большинства правдистов, сохранивших верность своей газете, своему призванию.
Душевный и духовный контакт между “Правдой”, ее коллективом и ее читателями — вот что прежде всего помогло выжить газете, найти свое место в разворошенном, испепеленном пожаром зла обществе.
Но, конечно, на одном энтузиазме даже костер не разожжешь. Тем паче, когда бывший (год-два) правдист Егор Гайдар по неосторожности или злому умыслу открыл “ящик Пандоры”, из которого хлынули на страну всяческие бедствия и напасти. Взметнулись цены на все и вся. Газеты заметались в поисках платной рекламы и богатеньких “Буратино”, готовых закопать — разумеется, небескорыстно — в разного рода СМИ свои “золотые”.
Скажу сразу: “золота партии” нам получить не подфартило. Хотя на счетах в коммерческих банках, о чем и было сказано в моей беседе с Владимиром Антоновичем Ивашко (“Правда”, сентябрь 1991г.), заместителем Генсека ЦК КПСС, лежало несколько
(3-5) миллиардов рублей партийных денег. Половина — партвзносы членов КПСС, другая часть — доходы от хозяйственной и издательской деятельности. Все они (даже взносы!) самым бессовестным образом были конфискованы у партии по ельцинскому указу и, насколько мне известно, позднее пущены этими банками в коммерческий оборот. Добросовестные банкиры соглашались потом выплатить их КПРФ, но те, кто сочинял президентские указы, обставили дело так, что у КПСС не осталось законных наследников и правопреемников… Кроме, конечно, новодемократической номенклатуры.
Так, кстати, поступили и в других бывших союзных республиках, где к власти после августа 1991года пришли прежние партийные лидеры, экс-члены Политбюро ЦК КПСС. Местные издательские комплексы, входившие в гигантский концерн издательства “Правда”, тоже стали собственностью удельных князей, визирей и ханов. Некоторые из верхних партийных вождей поспешили заявить, что они всю свою сознательную жизнь боролись против КПСС, но жить-то, дескать, было надо. И хорошо жить, — добавил бы Юрий Никулин.