Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса
Шрифт:
На сырых и суровых землях Флоддена полегли двенадцать тысяч скоттов. Их попросту уничтожили. Шотландия потеряла целое поколение.
«Ваша милость, – писала Екатерина, – оцените, как я исполняю обещания; в обмен на свидетельства ваших побед я посылаю вам королевский мундир».
Я открыл присланную с письмом сумку, внутри оказался камзол из золотой парчи, который затвердел от пропитавшей его крови. Дыры и прорехи на ткани свидетельствовали об ударах алебард и мечей. Держа изодранный наряд перед собой, я испытал не радость, а страх. Мундир выпал из моих рук. Брэндон, Невилл, Карью, Брайен, Сеймур, Болейн и Куртене, мои соратники, присягнувшие мне на верность, смотрели на меня с ожиданием.
–
Они разразились восторженными криками.
– Славный денек! – взревел Брэндон.
– Наш могучий король с легкостью уничтожает любых врагов! – воскликнул молодой Куртене.
Я подошел к двери моего походного дома и взглянул на равнины Франции, подставив разгоряченное лицо свежему ветру. Всякий раз, чтобы припомнить ту минуту, мне достаточно закрыть глаза и открыть окно, позволив холодному дыханию крепкого ветра коснуться моих щек и губ. Иногда, в минуты неуверенности, я именно так и делал. И тогда вновь обретал молодость и могущество.
Уилл:
Екатерина полагала, что порадует мужа, послав ему мундир шотландского короля после прибытия в Англию пленного герцога де Лонгвиля. Можно ли назвать эти победы равнозначными!
Екатерина была очень предана Генриху, но при всей осведомленности и верности она нередко проявляла глупость в важных вопросах.
Генрих VIII:
Мы провели во Франции около четырех месяцев, а затем вернулись в Дувр, на родные берега. На меня произвели сильнейшее впечатление как города Франции – ведь до сих пор я мало что видел даже в Англии, не считая Лондона и его окрестностей, – так и сражения с превосходящими силами противника. Франция оказалась прекрасной; а я доказал свою воинственность. И теперь часть прекрасной Франции стала моим трофеем.
На протяжении всего пути от Дувра до Лондона нас встречали ликующие толпы верноподданных. Им хотелось увидеть нас, выплеснуть обуревавший их восторг, приобщиться к победам армии. На следующий год мы еще больше порадуем их, ибо вновь отправимся во Францию, на сей раз надежно сговорившись о союзничестве с Фердинандом и Максимилианом. Военная кампания этого сезона стала всего лишь началом исполнения грандиозных планов.
Уилл:
Тогда я второй раз увидел Генриха VIII. Люди толпами сходились к дороге, что вела от Дувра к Лондону, и мне тоже страстно хотелось хоть мельком глянуть на нашего молодого победоносного монарха. Казалось, мы простояли у обочины целую вечность, с нетерпением вытягивая шею – не покажется ли вдали славное войско? Люди делились надеждами и слухами: «Король уже близко. Нет, говорят, он появится через час». Ожидание тянулось бесконечно, но я не мог уйти. Наконец почти в полдень, а народ томился здесь с первых рассветных лучей, мы узрели короля, гордо восседающего на великолепной белой лошади. В ослепительном золотом наряде он и сам казался золотоносным: его волосы, глаза, лицо сияли, как солнце. Исполненный грации и благодати, он выглядел просветленным и возрожденным, подобно рыцарю, который возвращается из святого Иерусалима. Меня захлестывало волнение, грудь распирало от огромной гордости, более подходящего слова не найти; да, я испытывал при виде Генриха живительный, экстатический восторг и одновременно благоговейный трепет, поскольку понимал, как велик наш король.
Генрих VIII:
Екатерина дожидалась меня в Ричмондском дворце. Когда мы достигли Лондона, мне уже так не терпелось увидеть ее, что я не стал тратить время на смену запыленного дорожного наряда, который не
Я не изменял Екатерине, полагая, что обязан вести праведную жизнь. Ведь я дал брачный обет и должен был хранить его. Мой отец всегда оставался верным моей матери. Мне было невыносимо думать, что он мог бы так оскорбить ее.
На фоне выцветших небес башни Ричмондского дворца походили на молитвенно воздетые ввысь бледные длани. Там ждала меня супруга, носящая под сердцем моего ребенка, королева, добившаяся победы в битве при Флоддене… О, я чувствовал себя поистине счастливым.
По коридорам (мимо выстроившихся вдоль стен придворных, которые пытались привлечь мое внимание) я стремительно прошел к королевским покоям. И вот я увидел ее, она стояла в дверях – словно была простой девчонкой, а не дочерью короля Испании. В сумрачном свете ее волосы поблескивали и золотились. Наша встреча вылилась в радостные объятия, и я почувствовал, как пылко жена отвечает мне.
– О Генрих, – прошептала Екатерина мне на ухо.
– Ключи от Турне, – пробормотал я.
Я носил их на себе. И теперь, преклонив колено, преподнес их ей.
Королева жадно схватила их.
– Я знала, что вы способны брать города. Много раз в детстве я видела, как мои мать и отец возвращались с подобными ключами, отбитыми у мавров…
Фердинанд и Изабелла, изгоняя мавров из Испании, отвоевывали у них город за городом. Способен ли супруг превзойти родителей? Екатерина сравнивала нас…
Мы покинули мои покои. Темные и пустынные залы еще не успели подготовить к моему прибытию, поэтому было решено пойти на ее половину.
– Мавры, как им и следовало, убрались в Африку, – сказал я.
– Да. – Она подняла ко мне сияющее лицо. – А шотландцы, как им и следовало, убрались в горы.
В ее апартаментах мы долго обменивались поцелуями. Ее губы, как они свежи и ароматны!
– Твои губы сладки, как вересковый мед, – шутливо заметил я.
– Во мне нет ничего мавританского [37] , – удивленно промолвила она, отстраняясь.
37
В английском языке слово «moorish» имеет два значения – «мавританский» и «вересковый».
– А я уверен, что мавры принесли Испании много хорошего…
– Вы ошибаетесь… В роскоши и неге Востока ничего хорошего нет.
Внезапно мягкие и податливые губы Екатерины стали тонкими и жесткими.
– Однако девичью пору вы провели на мавританском Востоке, – поддразнил я жену, – нежились, созерцали, как переливаются и играют струи фонтанов в калифском дворце Гранады. Надеюсь, вы приобщите меня к… – прошептал я, нежно касаясь ее живота, и вдруг слова застряли у меня в горле.
Живот оказался плоским. Совершенно плоским и твердым, как ее губы, отвергнувшие заслуги мавров.
– Он умер, – тихо произнесла Екатерина. – Наш сын. Он родился ночью после того, как я получила сообщение о наступлении шотландского войска. Между полуночью и рассветом. Уорхем провел обряд крещения… – Помолчав, она добавила: – Его душа спасена.
– Но не его тело, – невольно возразил я. – Вы упомянули… о сыне?
– Да, – вздохнула она. – Младенец родился слишком слабым, намного раньше положенного срока… Но его успели окрестить! Душа его пребывает в раю.
– Теперь вы говорите как мусульманка.