География одиночного выстрела
Шрифт:
Глава 3
Когда телега выехала из села и по обе стороны дороги улеглись колхозные поля, возчик обернулся к Павлу и, придирчиво буравя его взглядом, спросил:
– Нешто ты и есть тот самый, что самым справедливым станет?
Удивленный вопросом, Павел пожал плечами.
– Не хошь – не говори, – сказал
– Добрынин, – негромко произнес Павел.
– Хорошая фамилия, – кивнул, не оборачиваясь, возчик. – Богатырская. А я у вашего колхозного бригадира ночевал, вот он мне и говорил вечером про тебя – честный, говорил, до глупости. А я его этих слов не одобрил. Я ему так сказал: честность – она не от глупости, а от совестности, когда человеку чужого не надо и своего не жалко. Я ему так и сказал. А он не согласился. Вот тогда я и подумал – и почему это в нашей стране так мало народ честность в себе уважает? А?
– Не знаю, – признался Павел.
– Вот и я не знаю. А ведь я тоже народ, и тоже не очень в себе эту честность уважаю. В других уважаю, а в себе – не очень. Вот и вчера вечером… Ну выпили мы с этим бригадиром, а он мне такую маленькую книжечку показывает – сам Ленин, говорит, написал. Ну а я глаза вылупил – я ж про Ленина слыхал, – и вот когда бригадир в погреб полез за огурчиками солеными, взял я эту книжульку и под рубаху спрятал. Украл, в общем. А зачем? Ведь неграмотный я. И старуха моя неграмотная. Вот еду теперь и мучаюсь. Хоть и не очень, если по правде…
– Нехорошо это, – вздохнул Павел.
– Да знаю я, знаю, – вздохнул в ответ старик. – А что ж теперь делать?
– У вас в районе школа есть? – спросил Павел.
– Конешно.
– Ну, тогда возьми и отдай ее в школу, чтоб дети читали. Там-то она пользу принесет, – рассудительно сказал Добрынин. – Да и большую, чем в бригадирском доме.
– О-о-о… – задумчиво протянул возчик. – А и на самом деле мудро… и справедливо… Так и сделаю. Тебя сперва отвезу, а потом сразу в школу, я там эту, что грамоте учит, знаю. Ей и отдам.
Ехали они еще долго – лошаденка была старой и едва переставляла ноги. Телега для нее была, все равно что двести вагонов для слабосильного паровоза. Старик то молчал, то говорил что-то, но уже не про честность, а так, из обычной жизни. А Павел в минуты тишины думал настороженно о своем будущем, а в другие минуты слушал старика, который больше к нему не оборачивался, а рассказывал все, глядя вперед на дорогу. Так, через некоторое время приблизились они к первым избам районного села. Старик тут же сообщил Павлу, что до революции в их селе больше ста хозяйств было, а сколько их сейчас – он не знал, но колхозное хозяйство у них большое, хоть и неуклюжее.
Остановились у избы с красным флагом на крыше. Из торчавшей к небу кирпичной трубы, к которой и была привязана жердь с флагом, валил дым, густой и клочковатый, как от сгорания сырого угля. Дым летел вверх и приподнимал собою кумач флага, а оттого снизу казалось, что и флаг – черно-красный.
– Прибыли, – сказал старик, спрыгнув с телеги. – Заходь туда, спросишь секретаря Коваленкова. А я в школу поеду! Счастливо!
Павел поднялся на порог секретарской избы и оглянулся. Старик стоял перед лошадью, поглаживая ее и строго заглядывая животному в глаза. В избе пахло псиной. Сразу же в сенях к стене была приколочена длинная доска со вбитыми и подогнутыми кверху гвоздями. На одном гвозде висела шинель, на другом – заляпанный глиной ватник.
Подошел Павел к двери, неплотно закрытой, и постучал.
– Чего там? – пробасили оттуда.
Зашел и оказался в бывшей просторной горнице, превращенной в ответственный кабинет. Вместо икон в красном уголке висел портрет Ленина, наклеенный на кусок картона. Портрет этот был знаком Павлу – напечатали его в газетах по какому-то важному поводу.
– Ну, здравствуйте! – привлек к себе внимание посетителя плотный мужчина, сидевший за столом. – Вы ко мне?
– Я… Меня в контролеры выбрали…
– А-а, ну да, мне уже звонили. Павел Александрович Добрынин. Да?
Павел кивнул. Мужчина неожиданно встал и протянул Павлу широченную и мозолистую ладонь.
– Рад с вами познакомиться, – сказал он.
Павел пожал секретарскую руку. После этого сел на стул.
– Вот что, – Коваленков тоже сел на свое место. – Мне поручено инструктаж с вами провести. Предварительный, так сказать, так как вся ответственность ляжет на ваши плечи и инструкций, чтобы справиться с нею, может не хватить. Трудно учесть все ситуации, какие, знаете, случаются… Но вы не волнуйтесь. Прежде всего изучите это!
И Коваленков протянул Павлу тонкую брошюру. Это была статья Ленина «Рабочий контроль». Павел раскрыл ее и на второй странице увидел чью-то неразборчивую подпись.
– Это он сам подписал? – спросил, показывая, у секретаря.
– Нет, это областной секретарь Павлюк. Вам на память.
– Спасибо, – сказал Павел.
– Да это мелочи. Если б вы знали, товарищ Добрынин, как я вам завидую… – и секретарь Коваленков покачал головой, по-доброму глядя на Павла. – Я бы и сам хотел стать контролером, я ведь ответственность люблю! Вот только возраст у меня уже не тот. Да и силы не те… Вы не против у меня переночевать, машина ведь за вами только утром придет?
Павел согласился. Дом у секретаря был просторный. Из-за чистоты деревянного пола Павел стащил с ног сапоги и, размотав портянки, босиком прошел в горницу.
– Красиво тут, – похвалил он обстановку.
– Да, я порядок во всем люблю, – кивнул хозяин. Секретарь усадил Павла за стол, а сам разбудил жену, как оказалось, прикорнувшую в другой комнате, и она, поздоровавшись с гостем, прошмыгнула на двор за свежими овощами.
– Только с работы вернулась, – оправдывался за нее секретарь. – Доярка она, встает ни свет ни заря, вот и устала, конечно.