Геологическая поэма
Шрифт:
Фонарик погас.
— А ну, давайте все на воздух, там разберемся, кто чей, — Валентин набросил на голые плечи тулуп и босиком направился к выходу.
Чувства, изрядно встрепанные событиями предыдущих дней, и особенно минувшего вечера, казалось, только и ждали вот этого бесцеремонного вторжения, чтобы оформиться и излиться в мгновенном и острейшем раздражении. Валентин не по-доброму оживился, ощутил в себе злое веселье и большое желание подраться. Сколько их, этих нахалов, нарушающих по ночам сон честных тружеников? Человек пять-шесть? Ничего, как-нибудь… Только бы монтировку кто-нибудь из них не пустил в ход — такое иногда тоже бывает у нас. И Роман бы не выскочил на шум…
Едва он, весьма воинственно настроенный, вышел на крыльцо, как кто-то, грузно ворочавшийся в кузове вездехода АТЛ, рявкнул простуженным басом:
— Кто, Мирсанов, говорите? Где он?
Человек этот, казавшийся в темноте непомерно широким, тотчас махнул через борт, с грохотом взбежал по ступенькам и по-медвежьи облапил Валентина, крича:
— Эге-ге! Не узнаешь, поросенок! Это ж я!
Теперь все стало ясно — это были геофизики, и человеком, тискающим Валентина, был знакомый по университету Захар Машеренков, ныне начальник партии.
— Что это на тебе? Шкура, что ли, какая-то? Одичал ты, брат! — гоготнул Захар. — Среди лета — и в шубе! Неандерталец, га-га!
— Тихо ты! — шикнул Валентин. — И скажи своим, чтобы перестали орать. У меня там люди спят. Вот мода: врываются посреди ночи в чужую квартиру и начинают хамить. Махновцы!
— Ша, орлы! Чтоб у меня был церковный порядок! — скомандовал Захар. — Шуруйте костер, ставьте палатки. И за водой кто-нибудь, живо!
— Не нужны палатки, — остановил Валентин. — В доме хватит места… Ну, рассказывай, откуда, что, как…
Пока Захар, похохатывая и перескакивая с пятого на десятое, говорил о нынешних своих делах, запылал костер и от подвешенного над ним ведра с варевом повалил пар.
— Эх, надо бы отметить встречу, да ведь ты, помнится, и капли в рот не берешь! Или все же стал немного принимать?
— Увы! — Валентин отрицательно помотал головой. — Не ощущаю потребности.
— Оригинал! А то у меня есть ректификат. Ну, нет так нет. И мы не будем — в знак солидарности… А что хорошего у тебя? Женился?
— Нет, не женился, — Валентин зябко переступил босыми ногами, задумался, прищурясь на огонь костра. Что, говоришь, хорошего? Понимаешь… есть у меня сейчас одна идейка, и ты мне, кажется, можешь помочь Впрочем, что значит — можешь? Должен! Иначе я тебя знать не хочу! Погоди, сейчас я принесу свои бумаги, и мы немного помаракуем.
— Валя, пожалей! — смеясь, взмолился Захар. Знаешь, сколько мы сегодня камэ сделали? Давай утром, а?
— Не пойдет. В семь утра я улетаю, совершенно железно! Так что времени у нас в обрез.
— О-ла-ла! — Захар прищелкнул языком. Видно, магарычевое дело, если так заговорил.
— Сейчас все поймешь, — и Валентин поспешил в дом, чтобы одеться и взять геологическую документацию.
Для удобства они устроились в широкой кабине вездехода, зажгли плафон и вдобавок подвесили лампу-переноску.
К восходу солнца, когда освещение стало уже ненужным, Захар, поминутно зевая и помаргивая воспаленными глазами, решительно заявил:
— Гут! Хоть ты мне в ведомственном смысле — пришей кобыле хвост, но я тебе помогу. На свой, как говорят, страх и риск. Дело стоит того. Честно: полезную и нужную штуку ты замыслил. Поздравляю!
— К черту! — Валентин поморщился.
— Ну, ты понимаешь: раз я работаю от Проблемной экспедиции, то аппаратура у нас, чего греха таить, такая, что вам, серым, и не снилась, — Машеренков снова зевнул и с хрустом потянулся. — Кое-что сделать для тебя сможем. С одним, разумеется, условием: с лауреатской премии устраиваешь в иркутском ресторане «Арктика» ба-а-льшой ням-ням.
— Чего-чего?
— Ням-ням, — вкусно произнес Захар Или потлач, что на языке североамериканских индейцев означает «банкет».
— Вот с индейцев и получишь свой банкет Ладно, уточним детали. Дай сюда твою карту. — Легонько водя карандашом по глянцевитой поверхности топопланшета, Валентин заговорил суховато-отрывистым голосом. Вот он, Учумух-Кавоктинский водораздел. Рисую овал — это наше предполагаемое рудное тело. Глубина залегания…
— Стоп! — Захар поднял широченную свою ладонь. — Про глубину ты уже говорил. Лично для меня данных уже достаточно. Эту твою руду я прощупаю комплексом новейших экспресс-методов, в порядке эксперимента. В том числе и сейсмикой.
— М-м… Но ведь для сейсмики нужны скважины? Насколько я помню, бурится скважина, в нее опускается заряд взрывчатки… И сама сейсмостанция — ее ведь возят на машине…
— «Одесса имеет много такого, чего не имеют других городов», — ухмыльнулся Машеренков. — Чувствуется, геофизику в университете ты сдал на «отлично» Но когда это было — лет шесть назад? Или семь? А мы ведь не стоим на месте, пытаемся что-то шурупить своей башкой… Во-первых, вся наша аппаратура размещается на вертолете — это тебе как? Ничего, да? Захар довольно рассмеялся. — Во-вторых, зачем скважины, взрывчатка? Главное — возбудить в земной коре ударные волны, а как — аппаратуре это безразлично. Хоть ножкой топай, — пошутил Захар. — Только с достаточной силой, конечно.
— Ножкой! Да я рад хоть головой биться, если для пользы дела. Но все же как ты обойдешься без взрыва?
— А это, брат, секрет фирмы! опять развеселился Машеренков.
— Ну-ну… — неопределенно пробурчал Валентин. — Надеюсь, для создания этих своих ударных волн ты не будешь ронять на землю вертолет с высоты так ста метров, а?
— Сомневаешься? — Захар уязвленно засопел. — Слушай, старик, твоя идея — это что-то новенькое, правильно? А что такое наша руда, если ее найдем? Сырье для ракетно-космической техники. Необычное дело! И ему подобает необычное решение, о! Я хочу быть на высоте задачи, поэтому применяю нетривиальное решение. Логично?