Геологическая поэма
Шрифт:
— Шеф послал его, чтобы вместе со мной посмотрел Учумух-Кавоктинекий водораздел. И прилегающую площадь.
— А заодно и весь регион, — желчно добавил начальник. — Не знаю, не знаю… Несбыточное дело… Ну, там видно будет, а пока надо наверстывать съемку. Этот водораздел ваш никуда не денется, а график из-за погоды уже полетел к черту. Наверстывать надо, наверстывать!..
— А москвич?
— К тому и веду. Москвича задержим и задолжим. Сам посуди: сколько нас, правомочных съемщиков? Всего три компаса — ты, я да Геннадий…
— Кстати, где Гена?
— На участке. Ему там еще недели на две работы… Вот я и говорю, что москвича надо подключить к работе. Если сделает маршрутов пятнадцать — будет нам великая подмога. А потом можно и о водоразделе подумать.
— М-да?
— Ты о плане думай, о плане.
— План — не самоцель.
— Поживи с мое, тогда поймешь, что самоцель, а что — нет.
И, сочтя на этом деловой разговор законченным, Субботин вынул из таза запаривавшийся в кипятке веник, чуть подержал его на горячих камнях, отчего по палатке пошел густой березово-банный дух, и, ухая, принялся с наслаждением охлестывать себя по плечам, по пояснице, по ногам.
— Разрешите? — полы чуть раздвинулись, и заглянуло недоверчиво-настороженное лицо Романа.
— Входи живей… Не остужай… баню, — в перерывах между взмахами просипел Субботин.
— Война в Крыму, все в дыму, — Роман прикрыл за собой вход, начал озираться, стараясь определиться в обжигающем влажном полумраке.
— Сейчас все увидишь. Поберегись!
Валентин прямо из таза плеснул на камни. Мощно пыхнуло жаром-паром. Москвич попятился.
— Вот это да! Ташкент!
— Действуй, — Валентин вложил ему в руку распаренный веник.
— Что ж… попробуем…
Роман осторожно, с явным недоверием начал шлепать себя по лопаткам, но очень скоро вошел во вкус и принялся действовать от души. Начальник поддал еще. В клубах пара слышались только тяжелые шелестящие шлепки, неясные фигуры судорожно изгибались и пританцовывали, почти корчились, и вся эта картина могла бы сойти за поджаривание грешников в аду, если б не блаженное рычанье, аханье и веселый гогот.
— Антракт! Рома, за мной! — вскричал Валентин задыхающимся голосом и, пригнувшись, ринулся наружу.
— Дверь, дверь закрой, бандит! — загремел ему вслед нахлеставшийся до мясо-красного цвета начальник.
«Дверь закрыл» Роман, выскочивший с некоторым запозданием. Валентин, фыркая, как морж, уже резвился в озере. Москвич без раздумий тоже кинулся в воду, молодецки крякнул и размашистыми саженками заспешил прочь от берега.
— Эх, Валька! — восторженно вопил он. — Вот это банька!.. Еще б пивка сюда — и тогда в гробу я видел Сандуны!..
8
Две свечи давали достаточно света, чтобы за столом чувствовался почти домашний уют. В глубоких мисках дымилась уха из пойманных под вечер хариусов. Свежий хлеб, выпеченный по-полевому, в печке-каменке, врытой в землю, еще не успел остыть.
Василий Павлович в честь приезда новых людей выставил бутылку водки. Остальные из десяти привезенных Валентином «белых носков» он распределил так: три выдал горнякам, одну завхозу (тот божился, что берет для натираний), пять запер под замок в свой вьючный ящик.
Возглавляя застолье, Василий Павлович шутил, смеялся, как и положено радушному хозяину, но при этом время от времени осторожно подправлял разговор в нужном для себя направлении — должен же начальник выяснить, что за люди прибыли к нему, чего от них можно ожидать, а чего нельзя, что можно поручить, а что — нет. Ну, с Асей все было просто — студенты, они и есть студенты. Сложнее обстояло дело с Романом, человеком из столицы, представителем самого Стрелецкого.
— Значит, в основном вам пришлось трудиться в европейской части страны? — Василий Павлович подвинул к Роману миску. — Будьте как дома, не стесняйтесь. Таймени у нас здесь видите, какие здоровые, голова — во, с бычью.
— Спасибо, — Роман осторожно подхватил разваливающийся кусок отварной рыбы. — Последние два года я работал по Крыму.
— Ну и как там? — вежливо поинтересовался начальник.
— По-разному. Бывало очень нелегко.
— Еще бы! — пошутил Валентин — Какой-нибудь там ужасный маршрут от Сухуми до Батуми.
— Географию не знаешь, Валя, — весело отвечал Роман. — Сухуми и Батуми — это же Кавказское побережье.
— Ну, тогда от Алупки до Алушты, — смеясь, гнул свое Валентин. — Тоже путь не дай бог….
— Напрасно ты так, — уже серьезно возразил Роман. — Все думают, Крым — ах-ох, сплошные курорты, пляжи да кипарисы. Все это есть, конечно, но только на узкой кромке вдоль моря. А отойти на пару километров от берега, и — начинается Горный Крым, суровая страна.
— Как же, слыхали, слыхали. Там каждый год гибнут отряды отважных первопроходцев.
— Нет, кроме шуток. Вот в прошлом году, например, в такое же время, я делал маршруты в долине Бельбека, есть там такая речушка между Бахчисараем и Севастополем. Так, поверите ли, я проклял все на свете. Жара невозможная, воды нет, кругом одни высохшие русла, растения все сплошь колючие, будто из жести, и переплелись стеной. Забрался я в одну расщелину описывать разрез и едва не получил солнечный удар. Кстати, там я нашел осколок немецкой авиабомбы… По мне, так лучше уж маршрутить на Кольском полуострове, в Заполярье…
— Везде хорошо, где нас нет, — промолвил молчавший до сих пор прораб Самарин.
— А вот что действительно интересное в Крыму, — продолжал «посол», — за исключением, пардон, — тут он мимолетно улыбнулся Асе, — хорошеньких курортниц, так это — геология. Геология там потрясающе интересная, сложная, запутанная… Правда, и обнаженность там не то что, скажем, в Подмосковье…
— Чья обнаженность-то — пород или курортниц? — серьезно спросил прораб.
Василий Павлович, хлопнув ладонью по столу, захохотал первым, и с минуту за столом, как говорится, царило веселье.