Георгий Седов
Шрифт:
Молодой художник, плывший в 1910 году по Баренцеву морю на пароходе «Великая княгиня Ольга Константиновна», не обладал ни славой Борисова, ни имевшимися у Борисова большими материальными ценностями, полученными в результате удачного выражения «трансцедентально-космической души», точнее сказать — в результате продажи пейзажей Севера любителям живописи и просто богатым людям, пожелавшим украсить произведением модного художника стену своей гостиной. Молодой художник еще не окончил курса Академии художеств и был гол, как сокол. Но он не был новичком в путешествиях. В это лето он собирался в третий раз провести каникулы на Севере и написать новую серию этюдов.
Художника звали Николаем Васильевичем. Он был высок ростом, силен и вынослив, легок на подъем и скор на решения. Среди товарищей по Академии слыл бродягой и чудаком. Художник был рассеян, неровен характером. Вел себя не как все. То молчал, то увлекшись чем-нибудь, подолгу говорил, силился высказать что-то значительное. Начав говорить, не мог сидеть на месте. Он вскакивал и, возбужденно шагая, натыкаясь на мебель, словно слепой, произносил горячие речи. Космы прямых длинных волос падали ему на лицо. Он убирал их от глаз резким встряхиванием головы или своеобразным движением левой руки с торчащим пальцем, пораненным где-то в глуши на Севере во время экспедиции за этюдами. Товарищи из Академии считали его талантливым, с интересом смотрели новые этюды, хвалили их. Обладавшие практической сметкой не одобряли увлечения северными мотивами.
— Чудак парень! Хочет стать пейзажистом и не понимает, что такие картины невиданных мест никому не нужны. Кто купит их? Публика любит знакомое, привычное. Домики, речка с мостиком, церковки на фоне заката, черноземная пашня с ветлой и ручейком, коровки на лугу… Вот это мотивы! Что повезло Борисову — это случайность. Просто были его картины новинкой. Теперь пенки сняты. И сам Борисов это понял. Не выставляет ничего.
Николай Васильевич смешно сердился, когда в таком тоне начинали говорить о материальной стороне его профессии. То же самое случалось, если на горячие тирады о красотах и богатствах Севера получался тупой ответ: «А кому это нужно?» Художник сразу осекался и презрительно замолкал.
Художник искренне любил природу Севера. Готов был месяцами бродить с ружьем и этюдным ящиком в безлюдной глуши. Пароход, на котором он плыл в этом году, шел на Новую Землю. Попав на него, художник не мог дождаться минуты высадки в новых, пустынных местах.
Он знал, что на южном острове Новой Земли есть три маленьких зимовья ненцев, переселенных из Большеземельской тундры с целью защиты острова от притязаний иностранцев на пустующую землю. Но на северном острове, куда в этом году в первый раз направлялся пароход, нет ни одного поселка. Пароход везет разнообразные постройки и людей для первой колонии на северном острове в Крестовой губе. Председатель Архангельского общества изучения русского Севера, оказавший содействие художнику в получении бесплатного проезда на Новую Землю, рассказал, чем вызвано решение заселить и северный остров. Настояло Министерство иностранных дел. Норвежцы снова стали интересоваться необитаемой частью Новой Земли. В предыдущем году геолог Русанов обнаружил там несколько норвежских поселков. России опять грозила потеря этого острова.
Пароход шел до Новой Земли почти трое суток. За это время художник успел приглядеться к пассажирам. Среди всех выделялся высокий моряк с широким, почти голым черепом. Одет он был в военную форму. Капитан сказал, что моряк едет в Крестовую губу. Он начальник гидрографической экспедиции. Фамилия — Седов.
Когда художника знакомили с моряком, тот был окружен группой пассажиров. Видно было, человек этот обладал способностью привлекать к себе людей и быстро сходиться с ними. Он постоянно что-нибудь рассказывал и заразительно смеялся. Было что-то влекущее и простое в его сияющей улыбке и блеске глубоко сидящих глаз.
В этот раз Седов рассказывал пассажирам о недавнем путешествии по якутской тайге к дальней реке Колыме. Незаметно для себя художник заслушался. Таежная глушь, дикость неведомых рек, унылые заснеженные тундры и льдами покрытое море — все незнакомое оживало как виденное.
Вот моряк рассказывает о происшествии в устье реки Коркодона. Медведь напал на промысловую избушку в тайге. В ней — одинокий охотник, без ружья: оно осталось в лодке. С собой только нож и длинный ремень. Медведь ворвался в избушку. Удары могучих лап. Страшная раскрытая пасть. Ужас. Кровь. Раны. И победа над страшным зверем. Стыла в пасти умирающего зверя обмотанная ремнем рука. Маленьким ножом, засунутым в горло медведя, мужественный охотник добрался до сонной артерии…
Все вздыхали облегченно. А моряк начинал про другое.
Новая Земля открылась на третий день плавания. Сначала показались на горизонте верхушки белых гор, похожие на облака. Затем выделилось нечто вроде низенького острова. Это был далеко вдавшийся в море низменный мыс Гусиная Земля. Яснее обозначилась горная цепь. Седов и художник стояли рядом. Опираясь на планшир, они следили, как поднимается из моря Новоземельский хребет. Изгибаясь слабой дугой, он терялся где-то на северо-востоке. Новая Земля — длиной в тысячу верст!
Пароход вошел в Крестовую губу при сильном ветре. Свирепствовал при ясном небе «веток» — знаменитый новоземельский ветер. Он валил с гор, перебрасывая камни и разрушая все на пути. Над водой стоял туман из брызг.
Пароход стал на два якоря. Шлюпок не спускали. Пассажиры, скучая, сидели по каютам. Компания чиновников затеяла в салоне игру в преферанс.
Поздним вечером художник вышел на палубу полюбоваться на полуночное солнце, на панораму гор и еще раз поискать, не найдется ли закрытого места, где можно расположиться с красками.
Поднявшись по трапу, он услышал возбужденные голоса, доносившиеся из-под кормы.
Шлюпка-шестерка, порядочно загруженная ящиками, пыталась отойти от парохода, но ветер отбрасывал ее назад. В шлюпке находилось десять человек. Девять промокших гребцов, сидя и стоя, с натугой налегали на весла. Но крепкий ветер мешал. Шлюпка, как пришитая, держалась близ кормы парохода. Только продвинется на несколько метров — ветер отбросит ее назад. На корме орудовал добавочным веслом десятый. В матросском бушлате, с обнаженной головой, — ветер давно сорвал фуражку, — щурясь от соленых брызг, секших лицо, этот человек весело выкрикивал:
— Разом-раз! Ну, разом-раз!.. Дружно, крепко, раз!..
Бывает: увидит человек чужое дело — и сам загорится желанием принять в нем участие. Так весело выкрикивал моряк команду, так мужественно смотрел он вперед, что художник вдруг почувствовал необходимость помочь, принять участие в радостной борьбе с жестоким встоком, с крутой волной, со злым потоком несущихся брызг. Звонко и возбужденно он крикнул:
— Можно с вами?
Седов обернулся. Художник снова прокричал:
— У вас свободное весло! Возьмите меня с собой!