Георгий Седов
Шрифт:
Седов хватался за голову.
«Ты открыл шлюз, чтобы направить поток в приготовленное русло. Но поток подхватил тебя и несет…»
Националисты поняли, что ход их разгадан. Было решено всем лидерам из комитета выйти.
Так обстояло дело в половине июня.
На Кривой Косе газет не читали. Старики Седовы не знали, какой знаменитостью стал их сын.
В Петров день, после обедни, они встретили на пристани помещика Фролова. Остановил их поговорить.
Спросил, что пишет сын, как идут дела с его экспедицией.
— Разве не знаете? Во всех газетах пишут!
Вскоре пришло письмо и от Егора. Он слал всем поклон и сообщал о каком-то большом затеянном деле — про него думал всю жизнь. Придется уехать на год или на два.
Если выберет время, обязательно приедет домой повидаться с родными перед долгой разлукой.
Егор приехал в июле на несколько дней.
Наталья Степановна встретила его на пристани.
При всех расплакалась от радости. Пришли домой — уронила на пол горшок с молоком, самовар чуть не распаяла.
Когда прошло первое волнение, Наталья Степановна заметила, как изменился «ридный сын». Голова-то совсем лысая. Стал больше походить на Якова. Похудел, посерел и осунулся. Весел и разговорчив по-прежнему, но на душе что-то все же есть. Не беззаботен, как в прошлый приезд.
Бывает, на лице его, соколика, словно хмара набежит… Не надолго. Встряхнется — и опять ничего… Но материнское сердце разве обманешь!
Пытала Наталья Степановна:
— Як с жинкой живете? Що ж вона нияк до нас не доиде? Мы люди прости. Це мы добре разумием. Ий обиды не буде.
Но сын уверял, что живут они с женой хорошо.
А что невесел порой — немудрено, о деле забота долит.
Трудно крестьянскому сыну большое дело начинать.
Наталья Степановна начала отпаивать Егора молоком. Брала у соседей яички, сметанку, цыплят. Достала ему любимой кислой капусты. Все расспрашивала, на какую землю он собирается и зачем. Сын отвечал, что едет в этот раз не на землю, а на большой морской лед. Будет искать такое место, где полгода день, полгода ночь, где нет ни запада, ни востока, а во все стороны юг. Это место называется «полюс».
Старуха не поняла, что за место такое на ледяном море и зачем оно людям нужно. Забеспокоилась. Даже в сердце закололо. Когда Егор сказал, что и раньше это место искали, а вернулись немногие, — ушла из хаты, чтоб на виду не расплакаться. Но ни слова не сказала. Не ей сына учить!
Георгий Яковлевич пробыл дома всего три дня.
Когда стали прощаться, Наталья горячо благословила сына, обняла крепко, как никогда, зацеловала старушечьими мягкими поцелуями.
В ту минуту, как стал сын садиться в коляску, не выдержала, расплакалась, заголосила, как по покойнику, схватившись за сыновье колено.
— Ой, ой! Ой, сердце мое, ой, не можу! Та пощо ж ты нас, сизый голубе, покидаешь! Его-рушко! Закрыется хмарою мое ясно сонечко, надия наша… На кого будуть дывитися мои стари очи, хто дасть допомогу! Сыночку мий ридный, соколе…
Яков тянул жену за рукав:
— Ну, ну! Схаменысь! Бабьи слезы. Люди глядят…
И не замечал, что у самого по желобкам морщин пробралась извилистым ходом и запуталась в бороде тугая мужицкая слеза.
Сын еще раз обнял стариков. И он неясно видел их сквозь влагу на глазах.
Погладил мать по голове, ласково убрал ее руки, сказал:
— Не плачь, мамо! И ты, батько, не плачь. Вернусь, даст бог! Коли удастся, как задумал, — сделаю для родины великое дело. Люди будут помнить века. И вас не забудут!
Он тронул кучера за рукав. Коляска двинулась.
Глава XXX
ВОПРОС РЕШЕН
В Петербурге все — как при отъезде. Накаленные камни. Асфальтовый чад. Пыльные листья деревьев в садах и скверах. На Васильевском острове немолчный грохот колес по булыжной мостовой. К иностранным пароходам на Неве и в порту днем и ночью подвозили шерсть, лен, кожи, смолу и звонкие болванки красной меди. В кинематографах шли картины с Глупышкиным и Максом Линдером.
Газеты по-прежнему травили экспедицию: новой злобы дня не было. «Новое Время» лениво отругивалось. Седову сказали в редакции, что Балашов и Шульгин уехали надолго. Председатель комитета по снаряжению экспедиции теперь Суворин.
Всеми делами ведает новый секретарь комитета— капитан второго ранга Белавенец. Он принимает в редакции по понедельникам и пятницам, а в остальные дни — на дому, Сергиевская, 65. Зовут Петр Иванович.
Георгий Яковлевич отправился по указанному адресу. На звонок вышла горничная, приняла фуражку и провела в богатую гостиную.
Минуту спустя вошел жирный, широкоплечий, подверженный одышке человек в расстегнутом белом кителе и в туфлях. Рубаха тонкого шелка. Туфли турецкие с золотом. Припомаженные волосы на барской холеной лысине лежат очень ровно. На височках следы тонкого гребня. Щеки тщательно выбриты, а кончики нафиксатуаренных усов торчат ниточкой.
Белавенец, не пожимая, тронул мягкой ладонью седовскую руку, заговорил резким голосом с гортанными властными нотками:
— Присядьте. Очень хорошо, что зашли. Нам нужно быстро решить некоторые организационные вопросы. Надо поставить все на свое место.
Белавенец откинулся на спинку дивана, взял под руку вышитую подушку и, лизнув по усам, как лисичка, быстро, но внятно заговорил:
— Позвольте известить вас, Георгий Яковлевич, что со вчерашнего дня существует высочайше утвержденный комитет для снаряжения экспедиции к Северному полюсу и для исследования полярных стран. Комитет теперь официальная организация. Мне удалось провести это дело. По уставу, комитет организует экспедиции, занимается исследованием полярных стран и выявлением их богатств. В частности, он отправляет экспедицию к полюсу. Он снабжает экспедицию всем. необходимым, обслуживает ее и после отплытия, используя добытые материалы, публикует отчеты и прочее.