Георгий Седов
Шрифт:
Опасностей путешествия к полюсу Николай Петрович не очень страшился. Не потому, что был храбрецом, — нет! Он просто не верил в серьезность намерений Седова. Самое дальнее, куда рассчитывал попасть Николай Петрович, — это на Новую Землю. Думал он, как и все его приятели, что все путешествие на «Фоке» — рекламная лавочка. Продаст Суворин миллионов пять-шесть лишних экземпляров своей газеты, а Седов получит жалование за всю экспедицию, — и все будет в порядке. Ведь известно, что на Землю Франца-Иосифа пробраться почти невозможно. А если бы и оказалось возможным — поди проверь! При первом свидании с Седовым Захаров даже намекнул Седову, что в оценке состояния льдов он всегда присоединится к мнению начальника. Но Седов намека не заметил.
В общем же это свидание еще больше укрепило в убеждении, что Седов на полюс не пойдет. Не может быть, чтоб такой солидный и здраво рассуждающий человек стал заниматься пустыми мечтаниями о недостижимом и никому не нужном полюсе.
«Кому нужен полюс?.. Мне? Вам?.. Или Ивану Сергеевичу? Не нужен он никому! Ни Седову, ни мне, ни команде! Нужна Суворину прибыль от продажи газет — это ясно. Седову нужна слава полярного путешественника и жалованье. Мне — одно жалованье. Команде — жратва».
Так рассуждал «положительный» и «симпатичный» Николай Петрович Захаров.
Капитаном Николай Петрович был неважным, но со службой справлялся. Он считал главной задачей командира — поддержание дисциплины. А для всего остального есть помощники. Капитанское дело — выйти на мостик, окинуть палубу хозяйским глазом. Пусть там полный порядок. Все же не мешает придраться к какому-нибудь пустяку и распечь матроса или боцмана. Нужно, чтобы команда и помощники чувствовали строгий капитанский глаз, понимали дисциплину. В вождении корабля Захаров полагался на помощников, сам был не силен. Помощников выбирал себе надежных. Они делали капитанское дело, команда исполняла приказания, Николай Петрович поддерживал дисциплину и подписывал бумаги. При таких порядках и работать нетрудно и неприятностей по службе не случается.
На «Фоке» пошло иначе. Прежде всего не удалось установить собственных порядков. В первые же дни Николай Петрович почувствовал, что поддерживать дисциплину на экспедиционном судне не так-то просто. А главное, кроме капитанской, имеется еще власть начальника экспедиции. Ему все подчиняются с охотой. Все, даже матросы, понимают: Седов взял на должность капитана человека лишнего, уступив требованию портовых властей.
А тут случились еще на самых первых порах досадные промахи. Однажды при парусных маневрах Николай Петрович перепутал названия снастей. Их, впрочем, твердо не знал никогда. Скомандовал: «Подбери брасы», когда нужно было сказать — «герты». На другой день художник, приняв вахту, обнаружил непростительную ошибку. Капитан в течение четырех часов вел судно не на север, а на северо-восток. Причина ошибки — отклонение магнитной стрелки на путевом компасе под влиянием приблизившегося на опасное расстояние гика с железной оковкой. Капитан за всю вахту не взглянул ни разу на главный компас. Не заметил даже ненормального положения судна по отношению к солнцу, не заинтересовался, почему оно на северном курсе светит в глаза.
После этих случаев Захаров потерял капитанский авторитет в глазах команды и участников экспедиции. И вернуть его не было средств.
Ошибся Николай Петрович и в характере экспедиции. Оказалось, Седов и его товарищи всерьез собираются осуществить путешествие к полюсу. Они мечтают совсем не о доме, не о получке условленных денег. Только и разговоров, что о полюсе, и чем дальше, тем больше.
Убедившись в серьезности намерений экспедиции, Николай Петрович огорчился, но в возможность удачи не поверил и своего поведения не изменил: «Видно, Седов птица широкого полета. Хочет большую карьеру сделать… Но извините, дорогой Георгий Яковлевич, здесь нам совсем не по пути! Мы люди маленькие, за большим не гонимся. Собственную голову ради чужой карьеры ломать не согласны. Конечно, делать нечего: назвался груздем — полезай в кузов. Назад пока не повернешь. Мне нужно заработать денежки — больше ничего. Если звание полярного капитана и известность экспедиции помогут получить тепленькое местечко — хорошо. Не выйдет — не надо. Мне эта авантюра ни к чему… Скитаться по льду — благодарю покорно!»
В самом начале зимовки на Новой Земле он познакомился с хождением по льдам, когда провожал экскурсию Визе. Пройдя километров десять по убродному снегу, капитан обессилел и лег. Пришлось посылать за ним нарту с собаками. Седов пытался вовлечь капитана в научную работу, но у Николая Петровича созрело твердое решение выходить из каюты только на прогулку. «Место капитана на корабле, — говорил он механику. — Нет такого закона, чтобы капитан месил ногами снег, мерз днем на морозе, а ночью ляскал зубами в палатке. Я нанимался вести судно, а не заниматься исследовательской работой».
Николай Петрович на зимовке оказался без дела. Первое время он призывал к себе в каюту боцмана, приказывал докладывать о состоянии судна.
— Ты давно измерял воду в трюме?
— Да как ее мерить, если там все замерзло!
— Замерзло?
— Да.
— А течь не увеличивается?
— Нет, не увеличивается. Говорю, все судно промерзло.
— Хм… А такелаж смотрел? Не попреет он?
— Как же ему попреть, когда такой морозище!
— Значит, все благополучно?
— Благополучно.
— Ну, ладно. Иди!
Скоро надоели и эти разговоры. Капитан целыми днями слонялся без дела, зазывал всех в кают-компанию сыграть партию в шахматы: «Хотите, пришью?»
В конце концов он приспособился к скучной жизни. Утром после завтрака, если погода позволяет, прогулка по воздуху. До обеда три-четыре партии в шахматы, чтение. Затем обед. После обеда поспать часика два, а там, и вечер. В кают-компании вечером люднее, можно и в картишки сыграть. Скучно, в общем, слов нет… Но время идет… А там, в Азовско-Донском — щелк, щелк, щелк! — все каплет и каплет по восемь тридцать три…
Вскоре после возвращения Седова погода изменилась. Холода ослабели, все чаще наползали низкие, серые туманы; когда их пробивало солнце, становилось теплее. Весна наступила и в Арктике.
Впрочем, пришлось скоро разочароваться в полярной весне. Не радостная игра солнца, а слизь постоянных туманов сопровождала эту весну. Не шум быстрых ручьев слышался, а вой ветров. Не новые проталинки являлись каждый день — шло медленное разрыхление и оседание снегов.
Но какова бы ни была полярная весна, она несла с собой тепло и радость. Окрестностей зимовки — не узнать. «Фока» покрашен и прибран. Сугробов, закрывавших его борта, как не бывало. На палубе сновали люди в легких одеждах, кипела жизнь. «А давно ли, — вспоминал Георгий Яковлевич, — вылезали из-под снега бледные, угрюмые люди, торопливо бежали куда-то и опять ныряли под палубу-сугроб. Весь откос полуострова обнажился. Там — веселые ручейки. Давно ли он высился белочеканной стеной, а отблеск северного сияния серебрил затянутые льдом камни? Где навесы лавин?…»
Да, начиналась весна. Узнав от Павлова и Пинегина о том, что они видели вблизи островов Берха и Заячьего открытое море, Седов решил послать на юг, в Крестовую губу, шлюпку, которая доставит к первому пароходу копии всех работ, исполненных экспедицией. Но главная задача посылки шлюпки — не эта. Самое важное— дать весть об экспедиции. В комитете должны узнать, что в прошедшем году «Фоке» не удалось пробиться на Землю Франца-Иосифа, что больше половины собак оказались негодными и погибли, что угля осталось ничтожное количество. С такими средствами достижение полюса маловероятно. Необходима помощь — посылка судна на Землю Франца-Иосифа с углем и собаками.