Георгий Седов
Шрифт:
Несомненно, Захарову не приходило в голову, что в будущем спутники могут о нем рассказать кое-что. В отчете о путешествии с Панкратьевского острова, напечатанном в газете «Новое Время», капитан повествовал о своих приключениях: как он от Заячьего острова тащил шлюпку двенадцать верст по льду, как прокладывал курсы с негодным компасом, которым снабдил его Седов, как устанавливал для отдыха палатку, рассчитанную только на двух человек, и как несчастливо вышло, что Крестовую губу прошел в тумане. Вернувшись в Архангельск, он якобы поместил матросов в гостинице, а одного в больницу. Всюду и везде выставлял он себя героем, командиром шлюпки, проплывшей по Ледовитому океану. Он надеялся, что матросы, боясь суда и неприятностей с начальником, не будут рассказывать, а если и будут— матросским рассказам никто не поверит. Но капитан ошибся.
После одного из его выступлений в печати, архангельская газета поместила письмо, подписанное спутниками капитана. В нем рассказывалось о роли Захарова в седовской экспедиции, о его поведении во время пути в Крестовую губу, а также высказывалось мнение об участии Захарова в будущей поисковой экспедиции.
Многие газеты перепечатали это письмо. Захарову нечем было ответить. Мечты о карьере полярного капитана рушились.
Конечно, Захаров был виноват, что не доставил вовремя почту. Но если бы почта была доставлена к сроку, получил бы в таком случае помощь Седов? Едва ли!
Комитет в это время почти не подавал никаких признаков жизни. Всеми его делами бесконтрольно распоряжался капитан второго ранга Белавенец. В его руки шли деньги со всероссийской подписки, случайные пожертвования и доходы. Генерал-лейтенант Варнек, профессор Глазенап, геолог Толмачев, композитор Иванов, редактор газеты «Таймс» Р. Вильтон ушли из комитета совсем. Суворин и националисты Балашов, Бобринский и Шульгин не принимали никакого участия в его работе.
К 1913 году в комитете, кроме Белавенца, остались пять человек: в качестве председателя — А. Л. Гарязин, дворянин, бывший офицер, без определенных занятий, бульварный литератор Васильковский, вице-адмирал Коландс, мичман Серебренников, хорошо известный всему флоту дикими, пьяными дебошами, купец Рубахин и издатель Сытин.
Денег в кассе никогда не было, хотя пожертвования на экспедицию регулярно поступали со всех концов России по разрешенной всероссийской правительственной подписке.
Между тем после доставки Захаровым копий научных работ Седова и его товарищей, особенно результатов путешествия к мысу Желания, общественное мнение стало проникаться симпатией к Седову и его героическому предприятию. Фритьоф Нансен, ознакомившись с доставленными Захаровым материалами, признал их весьма ценными. «Если бы даже, — сказал он, — Седову и не удалось достичь Земли Франца-Иосифа и полюса, то и в таком случае собранный им научный материал достаточен, чтобы считать результаты экспедиции очень и очень полезными».
Все чаще стали раздаваться голоса об оказании Седову помощи. Из его отчетов было ясно, что будущее экспедиции не блестяще: угля на судне нет.
Седовский комитет, учитывая эти настроения, возбудил ходатайство об отпуске правительственных средств для снаряжения вспомогательной экспедиции. В июне 1913 года комиссия Государственной думы признала желательным «законоустановить предположение» об отпуске средств на снаряжение дополнительной экспедиции для розысков Седова.
Но отношение кадровых моряков к Седову оставалось неизменно враждебным. Новый начальник Гидрографического управления Жданко в письме на имя начальника Морского генерального штаба писал:
«В заключение считаю долгом сказать, что из сношений с нашими морскими офицерами я не мог не видеть, насколько непопулярен, если не сказать больше, Седов среди них, и я очень сомневаюсь, чтоб нашелся русский моряк-офицер, который по доброй воле отправился бы на розыски Седова».
В частности, не согласился, занять пост начальника экспедиции для помощи Седову капитан Колчак, участник комиссии, рассматривавшей в 1912 году проект Седова. Он находил все предприятие Седова абсурдным.
Как бы то ни было, вследствие позднего прибытия капитана Захарова на материк время для отправки вспомогательной экспедиции с углем, продовольствием и собаками было упущено. Раньше лета 1914 года оказать помощь Седову никто не мог.
Глава XII
К НОВЫМ БЕРЕГАМ
Вступив 9 сентября в лед на пятидесятом меридиане в широте около 7 5°20',«Фока» шел до позднего вечера почти без задержек.
На ночь пришлось остановиться. На следующий день с утра пробивались довольно успешно — лед был не очень сплочен. Но чем дальше на север, все плотней и толще становились пластины льда и выше торосы. Начались небольшие морозы. Каналы стали покрываться плотной коркой молодого льда; прорезая ее, «Фока» полз подобно мухе, попавшей в соус. Слышались выкрики команды да непрерывные звонки в машину: «Назад — вперед — назад».
Ледяной пояс только начинался, а топливо подходило к концу. Уже резали на дрова баню; ее вместе с плавником могло хватить на трое суток. «Фока», пробыв во льду чуть не двое суток, не достиг еще и прошлогодней широты. Но так же как и в прошлом году, отдельные пластины смерзались в ледяные поля, оставляя все меньше каналов. Куда ни взгляни— одна картина. По горизонту — марево белой безбрежной пустыни, в сеть редких каналов вкраплены лужицы и полыньи. Вблизи — горы изумрудно-белых чудовищ-льдин. Выбиваясь из сил, коптя последним мелким углем, «Фока» вырывался из одного канала, чтобы застрять в другом.
12 сентября подул ветер, слегка расширил каналы, но настроение на корабле было угнетенное. Топки сожрали, наконец, и баню. В ход пошли разные доски и иной горючий хлам; принялись за ворвань медведей и нерп. Ворвань, если ее смешать с еще неостывшей золой, горит чудесно! Матросы тащили последние поленья, доски и всякий мусор. Трудно было удержаться от мыслей о будущем.
Под вечер ветер стал крепчать. Полыньи, очистившись от сала, стали проходимей. Люди повеселели. Вплоть до темноты шли отлично под парусами. В последний час лаг показал семь узлов.
Вечером того же дня были у Земли Франца-Иосифа. Невольно вспоминались слова Нансена: «Так вот какая она! Сколько раз представлялась она мне в мечтаниях, и все-таки, когда ее увидел, она оказалась совсем, иной». И Георгий Яковлевич ожидал увидеть нечто, похожее на Новую Землю, но Земля Франца-Иосифа оказалась не похожей ни на что виденное раньше. Она открылась в тумане-дымке. Георгий Яковлевич долго не мог определить — облако ли застыло или высокие пологие горы поднялись за горизонтом над свободной водой. Наконец, выделилось нечто, похожее на белый перевернутый таз, а сзади него — белые горы с темными горизонтальными полосками у вершин. К вечеру Седов хорошо опознал очертания берегов по карте.