Георгий Седов
Шрифт:
Сравнивая местность первой зимовки и второй, Седов был доволен последней во всех отношениях. Но… «Если бы сюда еще десятую долю новоземельских запасов плавника!» мечтали все. Впереди — зимовка без топлива. При окончательном подсчете оказалось, что на «Фоке» имеются две-три покрытые салом моржовые шкуры, сотни три килограммов каменного угля, рассыпавшегося в порошок, да еще остатки порожних ящиков и бочек — вот и все.
Нужно сжаться и хранить тепло. Всякая мера, способная тому помочь, приемлема.
На «Фоке» произошли перемещения. Кубрик был упразднен. Пришлось потесниться, но в результате всех перемещений каждый матрос получил койку в кормовом помещении, куда собрались все. Разобранное помещение кубрика сразу удвоило запасы топлива. Особенно тщательно было закупорено жилое помещение. Достаточно сказать: чтобы выйти на волю, приходилось отворять каждый раз три двери, ибо к жилому помещению были пристроены полотняные сени.
В эту осень никто не пытался совершать далеких экскурсий, да и трудно было предпринять их — везде по проливам носились льды. Спаялись они только во второй половине октября, когда уже спустилась полярная тьма. Но даже если бы лед не препятствовал, Седов не позволил бы расходовать запас легкого провианта, сильно сократившийся после Новоземельской зимовки. Около трех тысяч километров изъезжено там на санях и проделана большая работа. Но здесь главной задачей было путешествие к полюсу. Земли поблизости зимовки исследовались только в общих чертах. Из-за небольших поправок, которые внесли бы картографы в карту Земли Франца-Иосифа, не стои-до расходовать ценный провиант. Провиант нужен для похода к полюсу. Небольшие однодневные экскурсии совершались всякий раз, как позволяла погода. Были обследованы ледяной покров острова Гукера, ближайшие острова и глетчеры.
С начала зимовки долго не видели живых существ, даже песцовых следов не встречали ни разу. Только два медведя посетили зимовье. С первым — старым самцом — повстречался штурман. Сошлись недалеко от зимовки, заметив друг друга одновременно. Старик потянул носом и скорым шагом направился на безоружного Максимыча. Тому осталось одно: поспешно отступать. Сохраняя по возможности свое капитанское достоинство, он стал пятиться, давая весьма выразительные знаки Павлову на откосе горы: за спиной геолога торчала винтовка. Однако ученый, погруженный в рассматривание горных пород, не оглядывался. Винтовка за спиной кивала Максимычу мирно и приветливо, — помощи не было! Тогда Максимыч, оставив свое капитанское достоинство для более подходящих случаев, «дал полный вперед» и большими прыжками влетел на «Фоку».
Седов и художник открыли стрельбу, когда медведь был шагах в трехстах. Одна пуля пронзила его туловище во всю длину; однако он, смертельно раненный, собрав силы, сделал еще прыжок с крутого берега в воду, покрытую шугой, и даже отплыл, но издох, оставаясь на поверхности.
Второго зверя застрелил Седов в километре от корабля. Собаки загнали его на самый верх крутого снежного откоса, где зверя и настигла пуля.
Еще одну медведицу убил Пинегин в берлоге при первом посещении острова Скотт-Кельти.
Глава XIII
ВТОРАЯ ПОЛЯРНАЯ НОЧЬ
Место для зимовки Седов выбрал очень хорошее. «Фоке» не грозили ни напор льдов, ни возможность быть вынесенным со льдом в открытое море, как случилось с судном «Америка» экспедиции Фиала. Георгий Яковлевич поставил «Фоку» на мелком месте, вблизи берега, чтоб не было надобности откачивать из корпуса воду, когда перестанет работать паровой насос — донка. Киль судна касался дна. На берег были заведены канаты с борта и мачт. Тут была действительно тихая, спокойная стоянка.
Но положение судна и всей экспедиции нельзя было назвать блестящим. Топлива нет. На Земле Франца-Иосифа плавника почти не имеется. Не было горючего не только на обратный путь, но и для отопления жилых помещений. Все, что можно было набрать, уже израсходовано по пути к Земле Франца-Иосифа и по ее проливам. Все знали хорошо, что придется порядочно померзнуть зимой.
Впрочем, о будущем никто особенно не задумывался. За прошедший год люди научились многому.
Недаром прожили год в полярной стране, где без всегдашней готовности к решительным действиям шагу не ступить. Седов приучил всех бодро смотреть вперед.
До захода солнца на долгую зимнюю ночь все чувствовали себя вполне хорошо. В каютах было прохладно, мешала теснота. Но никто и не рассчитывал на особые удобства зимовки на восемьдесят первом градусе. В хорошую погоду совершали экскурсии, знакомясь с окрестностями бухты Тихой. 26 октября Седов с Пинегиным отправились на собаках на остров Скотт-Кельти. На обратном пути Седов провалился в трещину небольшого навеянного ледника и повис на руках. Пока Пинегин подводил сани, чтобы с них спустить веревку, Седов выбрался сам, упираясь в неровности льда и снега.
После захода солнца пронеслось несколько бурь, впрочем не столь бешеных, как на Новой Земле. Потом начались морозы. Художник, аккуратно заполнявший свой дневник и на Земле Франца-Иосифа, отметил 6 ноября:
«Стоят морозы, для такого времени весьма основательные: минимум вчерашней ночи —33° Ц.
Холода очень некстати. Пока была умеренная погода, жилось сносно; теперь при первых же морозах резко сказываются все неудобства, связанные с отсутствием топлива. Дров нет совсем. Печи разжигаются обломками ящиков и досок. Сверху посыпается немного каменного угля в порошке или бросается кусок моржового сала. И уголь и сало приходят к концу. С холодом примириться можно бы; значительно неприятней полное отсутствие вентиляции. Каждая частица тепла бережется, — нельзя открывать иллюминатор так часто, как в прошлом году. С утра вместе с запахами кухни распространяются все испарения растопляемого льда и кипящего супа. Во всех каютах очень сыро. Нам приходится по нескольку раз в день обтирать полочки и стенки, иначе влага, собираясь каплями, струится на пол. Механик выжимаемую из тряпки воду измеряет консервными жестянками. Он называет это занятие: «мерить потовую воду». Позавчера заявил: «Сегодня, знаете, набрал три с половиной банки».
Последние дни испарения стали осаждаться льдом. Иллюминатор моей каюты погребен под слоем льда больше двух сантиметров. У края матраца, примыкающего к стенке, образовался ледничок; спаяв матрац с деревом, он плывет длинным языком вниз к умывальнику. То же самое и в других каютах.
13 ноября. Последствия сырости и недостатков в питании начинают сказываться: штурман жалуется, что десны распухли и зубы шатаются, — бедняга может жевать только мягкое. На то же жалуется повар Иван. Сегодня на прием к Кушакову явился механик, просит спирту.
— Для чего?
— Зубы болят.
Кушаков заглянул в рот, а там все десны полопались, от них идет тяжелый запах. Однако слово «цинга» у нас не произносится. Седов много раз категорически заявлял, что цинги у нас не может быть и не будет. Мне хочется заметить, что все воздерживающиеся от солонины, то есть Визе, Павлов и я, чувствуют себя вполне здоровыми.
25 ноября. Проходят дни и недели, монотонные, темные. Наш быт осложнился заботами, которых не знали раньше. Нужно следить за экономным расходованием топлива, — теперь жгутся остатки кладовой, принимаемся разбирать грузовую палубу. Одолевает сырость, — нужно держать свое помещение сухим. Поизносилась одежда и обувь, — изобретаем способы починки. Коноплев смастерил на днях веретено и прялку; теперь, очистив куделю, взятую для конопатки, ловко сучит нитки на дратву. Геолог из подкладки пожертвованного кинооператором футляра мастерит новые рукавицы. Кожа пойдет на подошвы. Художник, засучив рукава, мнет тюленью шкуру, предварительно обработав ее щелочами, — опыт выработки шкур для широкого производства обуви. Открыли кузницу, чтобы вовремя заготовить побольше кирок: они пригодятся, когда настанет пора освобождать «Фоку».