Герцог Бекингем
Шрифт:
Учитывая противоречивость этой ситуации, нельзя дать однозначную оценку поступкам Бекингема. Мы уже убедились в том, что он не был искушенным политическим деятелем. Впечатлительный, чувствительный к лести, он болезненно воспринимал враждебность. Искренний патриотизм, а также постоянные просьбы о помощи со стороны «королевы в изгнании» Елизаветы заставляли его вмешиваться в политику и поддерживать Фридриха. Однако нерешительность короля сковывала его. С другой стороны, он, похоже, проникся симпатией к Гондомару до такой степени, что дал повод своим многочисленным врагам для обвинения, будто Испания его подкупила, а это уж точно не было правдой. Однажды, когда Бекингем вез в своей карете испанского посла, возмущенная толпа стала кричать, что надо их обоих убить {136}.
Ситуация была сложной. Яков I в большей мере, чем его подданные, осознавал, что Англия слаба. С самого начала своего правления он добивался взаимопонимания с Испанией, и это стало краеугольным камнем его внешней политики. При этом он, мягко говоря, не испытывал никакой симпатии к голландцам, главным противникам Испании, а упорство немецкой родни приводило его в отчаяние. Гондомар оказался достаточно хитер, чтобы убедить короля, что только союз с Мадридом позволит ему добиться от молодого короля Филиппа IV, наследовавшего в марте 1621 года отцу, Филиппу III, освобождения Пфальца. Подобный союз не мог получить более конкретного подтверждения, как в форме брака принца Карла с инфантой Марией, а брак этот, в свою очередь, мог быть заключен только после значительных уступок английским католикам в их праве на отправление своего культа. Так король Яков Стюарт, сам того не желая, оказался в заколдованном круге: без доброй воли испанцев нельзя освободить Пфальц, без эффективных мер в пользу английских католиков нельзя добиться доброй воли испанцев; а в случае, если такие меры будут приняты, Англии грозят серьезные общественные потрясения…
Бекингем, будучи протестантом, не относился к католикам враждебно. Его частые встречи с Гондомаром свидетельствуют о том, что он был довольно веротерпимым. Однако в условиях резко обострившейся обстановки это стало опасным; распространялись слухи о том, что фаворит скрытый католик и оказывает на короля прокатолическое влияние.
Между роспуском парламента в 1621 году и посольством Бекингема в Испанию, которое продлилось весь 1623 год, был год 1622-й, в течение которого в жизни фаворита не случилось ни одного значительного события. Между тем внешняя политика в том году весьма занимала его; кроме того, все более возрастало его влияние на внутренние дела. Что до его, можно сказать, семейных отношений с королем Яковом, то они достигли вершины счастья.
Политический хаос 1622 года
Происходившие в это время в Европе события вполне можно назвать хаосом. В Германии продолжались военные действия, причем успех явно был на стороне имперской, баварской и испанской католических армий, которые громили Пфальц и его протестантских союзников. Верхний Пфальц был полностью оккупирован Тилли и практически присоединен к Баварии. В Нижнем Пфальце английский экспедиционный корпус под командованием Хораса Вера мужественно сопротивлялся войскам Спинолы и его заместителя дона Гонсало Кордовы. Столица Нижнего Пфальца, Гейдельберг, пала в сентябре 1622 года. Мангейм, крепость, создававшая заслон на Рейне, продержалась до октября. В конце 1622 года у Фридриха остался лишь один укрепленный пункт, Франкенталь, который удерживался Вером под осадой испанцев.
Фридрих, из-за неосторожного решения которого принять корону Чехии заварилась вся эта каша, терпел поражение на всех фронтах. У него не было ни малейшего военного таланта, и даже его действия на своей собственной земле, в Пфальце, были бездарны и абсолютно непродуктивны. В конце концов он бежал в Седан к герцогу Буйонскому, который оставил следующее описание фридриховой армии: «Войско без оружия, без командования, без дисциплины, не имеющее военного опыта; лучше уж принимать у себя армию противника» {137}. Пфальц был окончательно потерян.
Можно задать вопрос: «А почему, в таком случае, война по-прежнему продолжалась?» Дело в том, что частный случай Фридриха (единственного, кто в силу династической солидарности более или менее непосредственно интересовал Англию) оказался теперь опутан клубком других проблем. Успех католических армий повлек за собой нарушение равновесия сил в Германии в ущерб протестантским королям. Везде, где только было можно (и особенно в Чехии), император Фердинанд насаждал католическую контрреформацию, внедрял иезуитов, преследовал протестантов. Курфюрсты-лютеране в Саксонии и Бранденбурге забеспокоились. Услышав призыв о помощи, собирался вмешаться король Дании. Неисправимый Фридрих подумал, что у него вновь появится шанс вернуть утраченные владения: «Еще немного, и он потребует, чтобы император извинился за то, что посмел изгнать его из имперских земель», – раздраженно писал один английский дипломат {138}.
В какой-то момент Яков I подумал, что удастся урегулировать все вопросы, созвав в Брюсселе международную конференцию под председательством инфанты Изабеллы, правительницы Испанских Нидерландов [33]. Он послал туда сэра Ричарда Уэстона, одного из лучших английских экспертов по европейской политике. Однако упрямый Фридрих отказался пойти на какие бы то ни было уступки, и конференция завершилась безрезультатно в сентябре 1622 года, в то самое время, когда пал Гейдельберг.
На этот раз император решил покончить с бунтовщиком. Для этого он созвал в ноябре 1622 года в Регенсбурге конференцию имперских правителей. Несмотря на колебания Испании, которая не хотела доводить до крайности короля Англии, регенсбургская конференция объявила о лишении Фридриха всех титулов и наследственных прав на Пфальц, являющийся имперским леном. У него было также отобрано звание курфюрста. Этот титул был впоследствии передан герцогу Баварскому: после этого в империи стало пять католических курфюрстов и только два курфюрста-протестанта. Такое неосторожное решение привело к возобновлению войны, но поначалу Англия лишь рассылала дипломатические письма и расточала угрозы вступить в нее. Эти заявления никто не принимал всерьез.
Во всех описанных событиях Бекингем напрямую не участвовал. Как и прежде, он получал письма, адресованные королю. Иногда писал ответы, но в то время он еще не был ни посредником, ни официальным представителем.
Бекингем и Испания
В действительности, в 1622 году короля Якова, а следовательно, и Бекингема больше всего занимали отношения с Испанией. В августе Филипп IV вызвал Гондомара в Мадрид. Тот переписывался с Бекингемом, и Яков I надеялся воспользоваться этим для решения своих проблем.
Со времени восшествия на престол двадцатисемилетнего Филиппа IV управление Испанией контролировал опытный дипломат дон Балтасар де Суньига. В октябре 1622 года он умер, и его место занял племянник, человек честолюбивый, решительный и энергичный – граф (впоследствии герцог) Оливарес.
Из докладов Гондомара Оливарес знал, что король Англии уповает на союз с Испанией и рассчитывает в первую очередь на брак своего сына с инфантой Марией. Кроме того, он – вполне справедливо – считал, что истинным врагом Испании являются Соединенные провинции, у которых есть немало серьезных оснований не ладить с Англией, в основном из-за колониальной экспансии на Дальнем Востоке.
Потому Оливарес считал идею англо-испанского союза не столь нереальной, какой она могла показаться на первый взгляд. Если бы удалось решить проблемы, создавшиеся из-за плачевного положения Фридриха Пфальцского, для сердечных отношений между Лондоном и Мадридом не осталось бы больше серьезных препятствий. По этой причине, едва придя к власти, Оливарес стал резко возражать против решения императора Фердинанда лишить Фридриха наследственных прав и передать титул курфюрста герцогу Баварскому. Он хотел, чтобы Фридрих отрекся от власти в пользу своего сына и тот мирно правил бы в Гейдельберге под защитой совместных гарантий со стороны Англии и Испании. Однако Фридрих не желал ничего слышать {139}.