Герцог Бекингем
Шрифт:
С высоты галереи второго этажа всю эту сцену видела леди Англси, невестка Бекингема, вышедшая взглянуть на отъезд главного адмирала. Она помчалась в комнату, где еще лежала в постели герцогиня. Кейт выбежала, увидела лежащее на столе тело и издала душераздирающий крик, такой, что один очевидец написал: «Я никогда не слышал подобного вопля и надеюсь никогда в жизни больше не услышать» {393}. После этого она потеряла сознание.
Один из офицеров сразу же поехал в Саутвик, где король ожидал прибытия друга. Тот находился в часовне и читал утренние молитвы. Когда ему сообщили о трагедии, он поначалу казался невозмутим и закончил чтение молитв, после чего ушел в свою комнату, запер дверь и не выходил два дня, не желая никого видеть. Позже, уже вернувшись
Глава XXI «Загадка для всего мира»
Судьба Фельтона
Известие о жестокой смерти главного адмирала, всемогущего фаворита английского короля, в момент, когда он собирался возглавить экспедицию, которую некоторые считали последней надеждой французских протестантов, пронеслось по Европе подобно грозовому раскату.
Как всегда в подобных случаях, стали искать виновных, воображать заговоры, подозревать в сообщничестве высокопоставленных лиц. Карл I на всю жизнь сохранил уверенность в том, что руку Фельтона направили враждебные королевской власти пуритане. Многие англичане, а возможно, и иностранцы задавали себе вопрос: не замешан ли здесь Ришелье? Уж больно удачно произошло это убийство, как раз накануне отправки английского флота в Ла-Рошель. Доказательств так и не нашли, а Фельтон постоянно, даже под угрозой пытки, твердил, что действовал в одиночку. Несомненно, так и было. Но разжигание ненависти к Бекингему пуританами парламента, в первую очередь Джоном Элиотом, сыграло свою роль, пусть даже только тем, что подпитывало иллюзии и распаляло злобу впавшего в отчаяние лейтенанта.
Тем временем, пока король горевал, лондонская толпа ликовала. Когда Фельтона везли в Тауэр, прохожие кричали: «Спаси тебя Бог, маленький Давид!» – приравнивая таким образом убийцу к библейскому победителю Голиафа. Люди верили, что, избавившись от вредоносного влияния герцога, Карл I повернется лицом к народу и вновь обретет его любовь. Ходили слухи, что даже приближенный ко двору Бен Джонсон, сочинивший для короля и фаворита огромное число дивертисментов и «масок», написал стихотворение, восхвалявшее Фельтона! {394}Тем не менее судебное разбирательство перед Судом королевской скамьи проводилось по принятой форме и без нежелательных вмешательств. Поначалу обсуждался вопрос о возможности того, что король прикажет применить «допрос с пристрастием» (the rack), меру исключительную, но законную, если речь шла о безопасности страны и особы государя. В конце концов к этому прибегать не стали. Итак, Фельтон заверил своего защитника в том, что действовал без принуждения и полностью берет на себя ответственность за убийство Бекингема, в котором по-прежнему видит злого гения Англии. По утверждению некоторых современников, он тем не менее выразил сочувствие вдове и детям герцога, признаваясь в своем «великом грехе» {395}.
29 ноября 1628 года, три месяца спустя после трагедии в Портсмуте, Фельтон был повешен в Тайберне. Перед смертью он заявил: «Я примирился с Богом». Его труп был, согласно традиции по отношению к государственным преступникам, расчленен на четыре части, и жуткие останки на долгое время были выставлены на всеобщее обозрение в Портсмуте (тела менее значительных убийц обычно выставлялись на Лондонском мосту).
«Августейшая торжественность…»
На следующий день после убийства тело герцога забальзамировали и отправили в Лондон. Его сердце было захоронено в главной церкви Портсмута и остается там по сей день.
Карл I хотел устроить своему другу пышные похороны, но члены Тайного совета отговорили его, опасаясь враждебных выпадов толпы. Они так сильно боялись инцидентов, что тело под строжайшим секретом перевезли ночью в Вестминстерское аббатство, а официальный кортеж сопровождал 18 сентября пустой гроб. Было десять часов вечера, стража стояла вдоль всей дороги от Уоллингфорд-Хауза до церкви, били барабаны, но ни артиллерийских залпов, ни других церемониальных действий не производилось. «Вот каким безвестным концом увенчалась жизнь этого великого человека», – с удивлением констатировал некий житель Лондона, больше заинтересованный тем, из каких средств будут заплачены долги герцога, нежели желавший почтить его память {396}.
Карл приготовил для погребения своего дорогого Стини нишу в часовне Генриха VII позади готических хоров Вестминстерского аббатства. С XVI века в этой часовне хоронили членов королевской семьи. Так что Джордж Вильерс, герцог Бекингем, покоится неподалеку от могил Марии Стюарт и Елизаветы I. Его венценосный друг хотел воздвигнуть ему великолепный памятник, но королю объяснили, что это будет неправильно понято: ведь у короля Якова не было пышного надгробия. Прошло время, и только шесть лет спустя, в 1634 году, вдова главного адмирала на собственные средства поставила надгробие в барочном стиле с изображением трубящей Славы, с обелисками, черепами и помпезной латинской надписью:
Вечная память
великому и могущественному вельможе
Джорджу Вильерсу,
герцогу, маркизу и графу Бекингему…
фавориту двух королей,
достойному любви всех людей,
отмеченному военными и гражданскими талантами,
благосклонному покровителю достойных,
отличавшемуся прекрасными человеческими качествами,
павшему под подлыми ударами
ножа кровожадного отцеубийцы…
Прославленная леди Катерина, его супруга, велела с августейшей торжественностью воздвигнуть сей монумент там, где покоятся его останки {397}
На боковой части памятника расположена табличка, в которой покойный назван «загадкой для всего мира» {398}. Тем временем из уст в уста передавалась другая эпитафия, которая, без сомнения, точнее отражала общее настроение современников:
Коль спросят тебя, чье пристанище
здесь, пускай отвечает надгробие это:
«Покоятся здесь остров Ре и Кале,
посмешище гордых испанцев и франков,
позорище Англии, герцог Бекингем» {399}
Агония Ла-Рошели
Смерть главного адмирала все же не отменила отправки экспедиции на помощь Ла-Рошели, той самой экспедиции, которой герцог посвящал все силы в последние месяцы жизни и на которую возлагал столько надежд.
Когда стало известно о случившейся трагедии, король назначил другого командующего, человека мужественного и опытного – лорда Уиллоуби, который незадолго до этого стал графом Линдсеем. Флот наконец был готов к отплытию. В него входила сотня кораблей, из них сорок были нагружены съестными припасами и снаряжением для осажденных гугенотов. На кораблях плыли две тысячи солдат и три тысячи матросов. Флот поднял паруса 7 сентября и прибыл на расстояние видимости от Ре 20 сентября (30 сентября по французскому календарю).
Однако было уже поздно. Ла-Рошель содрогалась в агонии, и все попытки прорвать блокаду Ришелье были обречены на провал. Тем не менее Линдсей, в отличие от Денби, попытался сделать невозможное. Он послал против французских кораблей, защищавших подходы к берегу и к дамбе, брандеры и шлюпки, груженные взрывчаткой. С риском для собственной жизни закаленные экипажи «ласточек» [79]Ришелье повернули их вспять. Линдсей начал было атаку против французских крепостей, но тоже безрезультатно. Увидев, что англичане не могут к ним пробиться, ларошельцы решили сдать город. Ришелье в полной мере проявил свой политический гений, предложив побежденным гугенотам исключительно выгодные условия сдачи. Даже Субизу было обещано королевское прощение, но упорный мятежник от него отказался, – он так и не вернулся во Францию и умер в Лондоне в 1641 году. Людовик XIII вошел в Ла-Рошель 1 ноября 1628 года.