Герцогиня
Шрифт:
– Не бриллиант, это точно, – он усмехнулся, продолжая давить ее тяжелым взглядом, – минерал называется абракс. Но вряд ли вы встретите его в справочниках. Большая редкость здесь совершенно бесполезная.
…Лина выходила из ювелирного в смешанных чувствах. Она была рада, потому что не пришлось закладывать перстень и предавать память бабушки. Она была раздосадована тем, что перспектив раздобыть денег больше не было. А еще ее немного задел снисходительный тон ювелира. «Не бриллиант»… Ну и ладно.
Лина вышла в зарядивший с удвоенной силой ливень
И поэтому она не могла видеть, как, проводив ее взглядом, ювелир подхватил со спинки стула зонт и тоже последовал к выходу.
– Макс? Ты куда?
– За сигаретами.
– Оденься, осень же!
Всего этого Лина не видела, и потому не насторожилась.
Она брела сквозь бушующий ливень, мечтала о кружке горячего какао, и – совсем чуть-чуть о том, что, будь живы родители, все сложилось бы по-иному.
***
Дождь лил всю ночь. Лил он и утром, шумя, барабаня по стеклам и металлическим отливам.
Она проснулась в темноте, протянула руку и, нащупав выключатель, щелкнула кнопкой. Зажглась маленькая настольная лампа на тумбочке, конус желтоватого света выхватил из темноты угол кровати, фотографию в керамической рамке, что стояла рядом с лампой. Там Лина была с бабушкой, сфотографировались пару лет назад…
Тоскливо.
Лина потерла глаза, разгоняя навернувшиеся слезы, отвернулась. Потом, не удержавшись, всхлипнула и уткнулась носом в подушку. Эх.
Смотреть на фотографию было невыносимо.
Шмыгнув носом, Лина выбралась из-под одеяла, поежилась. По квартире гуляли сквозняки, оконные рамы были очень старыми, как раз перед бабушкиной смертью они собирались поставить новые стеклопакеты, но, видать, не судьба.
Лина зевнула, поглядела на будильник: пора собираться в институт. Побрела в ванную. Пока чистила зубы, рассматривала свою бледную, худую и совершенно немиловидную физиономию в обрамлении рваных черных прядок. Все слишком резкое: ломаные брови, острый нос, острые скулы и подбородок. Губы тонковатые для девичьего личика. Пожалуй, только глаза хороши – большие, холодного бирюзово-зеленого оттенка. Лина повертелась еще немного перед зеркалом, прикидывая, что надо бы купить пуш-ап бюстгальтер, дабы скромная «двоечка» стала казаться «троечкой». Можно, конечно, сколько угодно себе твердить, что плевать на мнение окружающих, на презрительное хмыканье девиц во вчерашнем магазине – но ведь это не так. Все равно задевает, и все равно обидно… Вон, одногруппницы уже давно при парнях, а ее все чураются, как будто урод.
Девушка хмыкнула, сбросила пижаму и, прошлепав босиком в спальню, принялась одеваться. На завтрак времени не оставалось – решила перекусить в институтской столовой. Впрыгнула в джинсы, нырнула в джемпер. Обулась, накинула куртку, которая – слава Богу – успела просохнуть за ночь – и устремилась к двери.
Уже распахивая дверь, Лина подумала:
«Попробую договориться о рассрочке с оплатой. Все-таки обстоятельства… Н-да, обстоятельства…»
А
Страшный, выбивающий дыхание, удар спиной о стену.
Гул в ушах, темнота сгущается перед глазами.
Все.
…реальность возвращалась медленно и как бы неохотно.
С трудом разлепив веки, Лина огляделась. Она лежала на полу собственной спальни. Попробовала шевельнуться – не смогла, запястья и щиколотки резнуло болью. С губ сорвался невольный стон. Да что ж это такое? И в этот миг она вспомнила. Распахнутую дверь. Мужской силуэт, тенью мелькнувший в темном подъезде. Удар в грудину, до искр из глаз, полет…
– Очнулась, – холодно подытожил знакомый уже голос, – отвечай, где кольцо.
Черт… Лина прикрыла глаза, неосознанно выгадывая драгоценные секунды. Кольцо… вернувшись вечером, она его сунула в ящик прикроватной тумбочки…
– Лучше скажи сразу. Я все равно его найду. После того, как тебя убью.
В это мгновение ей нестерпимо захотелось плакать – от накатившей безысходности, отчаяния. Господи, да что ж это? За что ее убивать?
И Лина повторила вопрос вслух.
– Я вам… ничего плохого не сделала…
– Не сделала, – сухо согласился ювелир. Он стоял так, что она его не могла видеть. А перевернуться на другой бок со связанными руками и ногами не могла. – Таков приказ, ничего личного. Где кольцо?
Лина всхлипнула. Ее, черт возьми, заказали. Девчонку, которая за свою жизнь и котенка не обидела! И выхода не видно…
– Отпустите меня, – глотая слезы, тихо попросила она, – я уеду из города, никто ничего не узнает.
– Я привык исполнять приказы хозяина. Если ты через десять секунд не скажешь, где кольцо, то мне придется выбивать признание.
– Кольцо… – в голове вдруг мелькнула светлая мысль, – я заложила его в ломбарде.
– Врешь. Ты никуда не ходила после того, как побывала у меня.
«Следил, значит», – Лина стиснула зубы.
Внезапно страх уступил место ненависти – яркой как сверхновая.
– Не получишь ты кольцо, – процедила она, – надо – сам ищи.
Раздались звуки шагов, Лину подхватили сильные руки, повернули – и она получила возможность взглянуть в серые глаза собственной смерти.
– Тебе когда-нибудь ломали пальцы? – без тени улыбки спросил он, – а кости? Просто так, одну за другой?
Лина замотала головой. И все-таки заплакала.
– Я… вам ничего… не сделала. За что?
– Кольцо. Мне нужно кольцо. Скажи, где оно, и умрешь быстро.
– Вы хороший человек, – выдохнула девушка, – пожалуйста…
– Ты ошибаешься, – глухо сказал мужчина и нахмурился, – я не хороший человек. Возможно, когда-то им был, давно… Но не теперь.
Он с силой припечатал Лину к полу, так, что зубы клацнули, и быстро огляделся.
«Кричи, кричи, дура!» – мелькнула мысль, но горло сжал спазм. Не то, что кричать, дышать едва могла.