Германия: самоликвидация
Шрифт:
Недооценка или вытеснение причинных связей типичны для большей части исследователей бедности. Учёные Института Роберта Коха вначале подробно описывают, что обязательно застрахованные — по сравнению с не имеющими обязательного страхования, — обладатели низкого дохода — по сравнению с обладателями высокого дохода, — получатели социальной помощи — по сравнению с неполучателями — больше курят, пьют и меньше занимаются спортом, а затем делают загадочный вывод:
«Накопление проблем со здоровьем и отклонений в поведении людей, находящихся в группе риска бедности, говорит о значении материальных лишений»{144}.
А ведь куда естественнее было бы догадаться, что те личные свойства, которые предрасполагают человека к тому, чтобы больше курить, пить и меньше двигаться, ровно в той же степени увеличивают статистически его шанс впасть в бедность по доходам. Но такой анализ был бы, увы, неполиткорректным.
Счастье
Выборка опросов, проводимых в государствах с различным стандартом жизни,
Итак, материальное потребление есть знак социального ранга. Потому и продаются костюмы, сшитые по мерке, дорогие часы, неэкономично моторизованные автомобили, благородные вина и большие плазменные экраны. Но это значит, что социальные выплаты, которые превышают основные потребности в пище, одежде и жилье, не могут оцениваться чисто материально. Получатель пособия Hartz IV, который имеет более высокий реальный доход, чем квалифицированный рабочий в возрасте до 40 лет, всё же более недоволен в материальном смысле, потому что масштаб для сравнения у него другой. Тем самым дискуссия о границах бедности — в таком богатом обществе, как наше, — превращается в бесплодные дебаты представителей, поскольку, собственно, речь идёт вовсе не о материальных ценностях, а о социальном ранге и связанном с этим социальном уважении.
Уже одно то обстоятельство, что человек падает ниже границы бедности и становится получателем социальных пособий, оказывает на его душевное состояние противоречивое действие: с одной стороны, он испытывает унижение от принадлежности к «бедным» и соответственно от своего низкого места в социальном расслоении, с другой стороны, он может извлечь чувство удовлетворения из того, что государство гарантирует ему социоэкономический прожиточный минимум.
В дебатах о бедности и во всякой дискуссии о перераспределении так и громоздятся стремления устранить неравенство людей путём перераспределения материальных благ или как минимум замаскировать его. Но это упирается в свои границы: с одной стороны, честолюбивые, стремящиеся работать люди расценивают заработанное ими положение как часть вознаграждения и заслуженный выигрыш в престиже, а чрезмерное бремя налогов на имеющих работу людей — по их ощущению, заслуженно имеющих — как несправедливое государственное вмешательство. С другой стороны, менее везучие и менее честолюбивые чувствуют, что им грозит слишком значительное материальное неравенство. Хотя они и приветствуют государственное перераспределение, но чувствуют себя, тем не менее, униженными, поскольку им приходится принимать государственную помощь. То, что на социальной шкале они стоят так низко и зависят от государственных выплат, омрачает их настрой. Более высокие выплаты ничего не могут изменить в этом, напротив: если границу бедности отдалить более высокими выплатами, то увеличится численность людей, оказавшихся ниже этой границы, и тем самым общее недовольство возрастёт. Итак, если рассматривать проблему только в аспекте человеческого счастья, то выгоды дальнейшего роста экономики сомнительны для его достижения, если рост нейтрален по отношению к распределению и никто не может улучшить свою относительную позицию{145}.
Наша Конституция гарантирует свободное развитие личности. Каждый может преумножить свой доход и имущество работой, сноровкой, везением, и общество не вправе чинить ему в этом препятствия, а должно всемерно поддерживать. Если как можно больше членов нашего общества делают это, соотношения в распределении неизбежно изменятся, что может оказать влияние на рост экономики. В любом случае успех целеустремлённых и везучих приведёт к ухудшению относительных (а может, и абсолютных) позиций остальных, участвующих в распределении. Тот, кто стремится к равенству на максимально высоком материальном уровне и видит в этом свою цель, для него индивидуальное стремление найти работу является постоянной угрозой стремлению к большей справедливости через большее равенство. Сделать отрыв от других путём личного и материального успеха и продемонстрировать это — вот что будет весьма способствовать ощущению человеком счастья. На этом зиждется статусное потребление, которое налагает отпечаток на мир потребителя тем больше, чем выше его реальные потребительские возможности. Хотя разумнее было бы довольствоваться машиной «Dacia Logan», текстилем из торговой сети CA и съёмной квартирой площадью 60 кв. м. Но какой материально успешный человек согласится на это добровольно? Итак, на верхнем конце вертикальной шкалы должен быть BMW-SUV, личный портной
Свобода и самоопределение
Если сравнить доход от социальной помощи с нетто-доходом от простой и средней полной занятости, то наталкиваешься на удивительный и весьма радующий факт: многие люди все силы вкладывают в то, чтобы заработать себе на жизнь, хотя лучше преуспели бы в этом при помощи пособия Hartz IV и нелегальной подработки от случая к случаю. Кроме того, оказывается, что они, несмотря на труды, в большинстве случаев чувствуют себя менее обделёнными, чем получатели социального пособия, живущие рядом и имеющие — с нелегальным приработком — те же или большие деньги.
Многочисленные деятели культуры и многие студенты живут на доходы на грани или ниже социоэкономического прожиточного минимума. Несмотря на это, они чувствуют себя более счастливыми и независимыми, чем большинство получателей пособия, поскольку свой личный ранг и своё место в обществе выводят не из уровня доходов.
Те, кто свободен и не зависит от государственной поддержки, чувствуют себя, как правило, счастливее, чем те, кто получает от государства алименты за то, что ничего не делает. К сожалению, счастье зачастую осознаёшь лишь тогда, когда его теряешь, а иногда и вообще не осознаёшь. Конечно, приятно оставаться в тёплой постели, когда у соседей в 6 часов утра звонит будильник. Приятно в 9 часов утра включать за завтраком телевизор, когда другой, стоя за прилавком в закусочной, на сквозняке разливает клиентам кофе. Но потом, когда кончается рабочий день, именно последний чувствует себя лучше, и кружка пива после смены кажется ему слаще. Как раз менее честолюбивые люди, действующие менее планомерно, соблазняются удобной жизнью на государственное пособие, однако постепенно эта жизнь лишает их гордости, парализует силы, уничтожает таланты и съедает уверенность в себе. Сказать это вслух и искать выход из создавшегося положения — вовсе не патернализм и высокомерие, как многие думают, а необходимость — разве что следует позаботиться о том, чтобы сделать для нуждающихся выход из сложившихся обстоятельств максимально удобным.
В связи с «меню для Hartz IV» одна берлинская бульварная газета пригласила меня в редакцию для дискуссии с получательницей Hartz IV. Я согласился, но попросил о том, чтобы в собеседницы мне выбрали серьёзного человека. Ею оказалась молодая, одетая в тёмное женщина лет 20-ти с её 22-летним другом, одетым также в тёмное. Оба жили на Hartz IV. Молодая женщина два года назад закончила реальную школу. Она хотела получить работу гримёра-визажиста, но не нашла её. Я приблизительно подсчитал, какова потребность в гримёрах на телевидении, в кино и во всех театрах Берлина и что это означало для её шанса получить работу. Не хотела ли она пройти обучение хотя бы на продавщицу? Да, руководитель филиала сети супермаркетов Lidl, где она временами подрабатывала, уже спрашивал её об этом, сказала она. Но она не захотела. Как же она проводит свой день, спросил я. Жизнь у неё скучная, рассказала она. Готовить она не умеет, её родители — также получатели Hartz IV — тоже не умеют. Когда у человека мало денег и нечего делать, дни протекают медленно. Я был шокирован: эта далеко не глупая и в принципе рассудительная женщина жила в расцвете своей юности на государственной поддержке со своим другом и отвергала шансы, которые ей предлагались, потому что некому было её подтолкнуть. Это происходит в Германии в миллионах случаев, и это возмутительно! Нашим способом смягчения материальной бедности мы поддерживаем пассивность, инертность, а также духовную нищету, лишая людей гордости и самоуважения.
Неравенство
Бедность в Германии проявляется в социальном сравнении: тот, кто имеет меньше, чем другие, сравнивая себя с ними, чувствует себя беднее, если, например, все ездят на машинах, а он — на велосипеде, или у него только двое брюк, а у других по пять, или у него телевизор с кинескопом, а у других — с большим плазменным экраном. Это классическая форма проблемы получателя социального пособия. Студент в возрасте 21 года, в отличие от него, хотя и имеет меньше денег, но с удовольствием ездит на велосипеде, имеет в настоящий момент только одни приличные брюки, а телевизор вообще не смотрит. Деньги не являются его проблемой, проблемы у него другие: привлекательные девушки интересуются не им, а его друзьями; ему отказали в Эразмус-стипендии в Лондоне, а его друг поедет туда. Субъективно тяготы этого студента не меньше, чем у получателя пособия, но он беден не деньгами, а шансами у девушек и у комиссии по распределению стипендий.
По определению бедности Амартии Сена — как нехватки возможности участия — этого студента вполне можно назвать бедным: желанные девушки на него не смотрят, и на учебный семестр в Лондоне его не допустили. Это его печалит, и он воспринимает окружающий мир как несправедливый. Мир несправедлив. Дары природы — красота, интеллект, здоровье — распределены не поровну и не по тому принципу, что человеку с красивой душой достанется и лучшее генетическое оснащение. Случайность в том, где родиться — в Сомали или Германии, в благополучной семье среднего достатка в Дюссельдорфе или третьим ребёнком в семье безработной незамужней подёнщицы в Дуйсбург-Хамборне, — и впредь обеспечивает вам разительную несправедливость, а случайные перемены в жизни, равно как везение и рок, с которыми приходится сталкиваться, доделывают остальное. Строго говоря, мысль, что шансы у людей одинаковы, абсурдна: красивый и умный имеет не те же самые шансы, что имеет уродливый и тупой. И эти неравные исходные позиции неизбежно порождают результаты, ещё более неравные.