Германский Генеральный штаб. История и структура. 1657-1945
Шрифт:
Судьба армии, а в значительной степени и судьба Германии находились теперь в руках Шлейхера. Он, уже генерал-майор с репутацией самого способного генерала-политика в Германии, мог полностью посвятить себя любимому делу, «деланию королей». В марте 1930 года распалось коалиционное правительство Германа Мюллера, но до распада Шлейхеру удалось еще более упрочить свою позицию. В связи с частыми болезнями Мюллера Гронер, исполнявший обязанности канцлера, взвалил на себя непосильную ношу и все больше и больше зависел от друга. В скором времени Шлейхер начал посещать заседания правительства и постепенно превратился в связующее звено между партийными лидерами и правительством.
Приблизительно в то же время взгляд Шлейхера упал на Брюнинга, и окольными путями, которые теперь отмечали всю его деятельность (начало было положено назначением Брюнинга), он добился того, что ему стали приписывать искреннее желание служить своей стране. Именно тогда Германия столкнулась
У Шлейхера зародилась идея воспользоваться параграфом 48 конституции, позволявшим в случае возникновения угрозы общественной безопасности временно отменить права рейхстага. В этих условиях правительство в своей деятельности должно было руководствоваться указами о чрезвычайном положении. Орудием для выполнения своих планов Шлейхер избрал Генриха Брюнинга.
Шлейхер, имея деловые контакты с Брюнингом, искренне восхищался его несомненной честностью и блестящим политическим чутьем. Однако приходилось считаться с чувствами бывших военнослужащих. Шлейхер учел, что на фронте Брюнинг был простым лейтенантом; награжден Железным крестом 1-го класса и для многих, в том числе и высокопоставленных офицеров, это имело первостепенное значение. Человек, получивший такую награду, имел репутацию настоящего мужчины. Фактически Брюнинг стал управлять с помощью президентских указов (хотя никогда не использовал их в той мере, как первоначально предполагал Шлейхер) и при поддержке штыков рейхсвера, которые Шлейхер с готовностью передал в его распоряжение. Брюнинг хотел преодолеть кризис путем жестокой экономии. Подобный курс был абсолютно неприемлем, поскольку стареющий президент устал от торга в парламенте, и предложение об экономии вызвало у старика сентиментальные воспоминания о 1813 годе и железных обручальных кольцах.
Проводимая Брюнингом политика в сочетании со всеобщими беспорядками делала его непопулярным политиком. К тому же на горизонте появились новые силы. До 1923 года национал-социалистическая партия пребывала в относительной безвестности, но экономический крах стал звездным часом Гитлера, который обещал «небо в алмазах» всем разочарованным и обманутым. В 1929 году Шлейхер высказывал Брюнингу опасения относительно усиления этой партии, среди сторонников которой было много молодых флотских офицеров и рабочих Киля и Вильгельмсхавена. Теперь к германским коммунистам добавились еще и национал-социалисты, и Шлейхер опасался, что Польша может воспользоваться внутригерманскими проблемами. Руководствуясь этими соображениями, Шлейхер обратился к Брюнингу с просьбой конфиденциально выяснить в Париже и Лондоне, нельзя ли в связи с угрозой гражданской войны несколько увеличить численность рейхсвера. На свой вопрос Брюнинг получил отрицательный ответ. Относясь к тем людям, которые считают, что у них всегда есть выбор, Шлейхер решил перестраховаться и побеседовать с Гитлером, который не произвел на него столь благоприятного впечатления, как в свое время на Секта. Привычка Гитлера излагать свои мысли в виде оглушительных монологов неограниченной продолжительности, во время которых собеседник не мог вставить ни слова, убедила Шлейхера в том, что этот человек маньяк. Всякий раз, услышав о притязаниях Гитлера на неограниченную власть, Шлейхер неизменно отвечал, что любой может стать канцлером, но только не «этот парень». Гинденбург открыто дал понять, что разделяет отвращение Шлейхера к «богемскому капралу».
Тем не менее, было что-то в партии Гитлера, вызывавшее интерес Шлейхера. CA и СС стали прибежищем для большого числа офицеров и людей, воевавших на фронте. Рем, начальник штаба CA (вынужденный в свое время покинуть Германию из-за гомосексуальных наклонностей), был в чине капитана, а СС руководил Генрих Гиммлер, бывший лейтенант. В рядах СС находилось большое количество бывших членов добровольческих отрядов Freikorps; этими людьми надо было дорожить в первую очередь.
Пока Шлейхер в нерешительности топтался на берегу, остальные бросились в воду. В Восточной Пруссии установились тесные контакты между генералом фон Бломбергом, командующим 1-м военным округом, и его начальником штаба генералом фон Рейхенау, с одной стороны, и штандартенфюрером CA, с другой стороны. Бломберг и Рейхенау считали, что рейхсвер должен сотрудничать с любой фракцией, вызывающей патриотический подъем. Безусловно, национал-социалисты соответствовали этому требованию. «Стальной шлем», некогда основной центр запрещенной деятельности, превратился в респектабельную организацию людей старшего возраста и потерял связь с молодежью. Таким образом, в 1930 году в ряде учебных центров подразделения CA приступили к занятиям военной подготовкой. Неожиданно, к негодованию Гинденбурга, Гитлер запретил CA Померании принимать участие в
Вместе с тем офицеры рейхсвера, а в их числе и главнокомандующий армией, испытывали по отношению к национал-социалистам сложную гамму чувств, от высокомерного равнодушия до решительного противодействия. Когда в Ульме два молодых офицера 5-го артиллерийского полка под командованием полковника Людвига Бека попытались создать национал-социалистические ячейки, Гаммерштейн-Экворд приказал наказать офицеров и уволить из армии.
При выборах в рейхстаг в 1930 году национал-социалисты получили сто семь мест и стали самой сильной из партий правого крыла. Большая часть умеренных, а по сути, истинных консерваторов, сформировали оппозицию против лидера партии (Deutschnationale Partei), Гугенберга. В результате партия начала распадаться. Не лучше обстояли дела и у партии, на которую (Deutsche Volkspartei) делал ставку Сект. После выборов Шлейхер встретился с Арнольдом Рехбергом, по-прежнему поддерживавшим идею франко-германского альянса, и признался ему, что деньги из его секретного фонда сыграли свою роль в победе национал-социалистов. Странное признание, если вспомнить, что он говорил Брюнингу. Когда Рехберг заметил, что он занимается опасным делом, Шлейхер отметил, что он намного практичнее Рехберга. Одной из составляющих его политики является создание, где только можно, центров влияния, и в данном случае финансовая наживка показалась ему наиболее подходящим способом для претворения своей политики в жизнь.
Весной 1931 года Сект был вынужден опять встретиться с Гитлером. После встречи Сект с готовностью заявил, что следует рассматривать национал-социалистическую партию как «спасительный фактор» и что он доверяет ей сыграть эту милосердную роль во внутриполитических комбинациях рейхсвера. Однако, несмотря на подобное заявление, Сект поставил условие. Сект должен оставаться Сектом, и он должен блюсти свой характерный стиль. Гитлер, естественно, горячо заверил, что все так и будет. Сект, конечно, хотел воспользоваться патриотическим пылом национал-социалистов, сохранив при этом характерные особенности и независимость армии. Разумеется, он имел представление о связи гитлеровской партии с консервативными силами в правительстве. Остается только удивляться подобной недальновидности Секта.
Гинденбург, вероятно благодаря приобретенной с годами мудрости, оказался более проницательным. Он понимал, что захват Гитлером власти может привести к осложнению отношений с Францией, Польшей и Чехословакией, и хотел уберечь людей от ужаса следующей войны. Кроме того, он надеялся, что положительное решение проблемы разоружения и ослабление экономического кризиса приведет к тому, что отбросы общества, собравшиеся в гитлеровской партии, постепенно исчезнут. Но разве можно было в тот момент не учитывать тотальную безработицу и резкое сокращение заработной платы? Брюнер упорно боролся за отсрочку всех репарационных выплат и за признание права Германии на перевооружение. Ему удалось продвинуться в этом направлении, но, из-за недальновидности Франции, он не сумел осуществить попытку аншлюса Австрии.
Гинденбург обладал слишком незначительной властью, чтобы остановить ход событий. Неуклонно росло влияние гитлеровской партии и число ее членов. Слишком заметное соперничество между «Стальным шлемом» и CA послужило причиной встречи Гитлера, Шелдте и Дюстерберга. На встрече Гитлер заявил, что когда он придет к власти, то пошлет за военным министром и спросит, сколько денег потребуется на перевооружение, «…если он скажет – двадцать, сорок, шестьдесят, даже сто миллиардов марок, он получит их… тогда мы будем перевооружаться, перевооружаться, перевооружаться до тех пор, пока не будем готовы, а тогда… тогда…». «Тогда», – вставил Дюстерберг, – мир снова сомкнет против нас свои ряды. Вы получите Вторую мировую войну и проиграете ее, как мы проиграли последнюю». На это Гитлер ответил: «Я расстреляю любого, кто хоть словом обмолвится о перевооружении!» Дустерберг хотел возразить, но Гитлер завопил: «Расстрелять его… Расстрелять!» На этом лидер «Стального шлема» прервал встречу, и в его душу стали закрадываться сомнения, не был ли человек, с которым он встречался, обычным невропатом.
Годом позже Герман Раушнинг, глава данцигского сената, в то время поддерживавший национал-социалистическое движение, стал свидетелем того, как за чашкой чая в своем загородном поместье Гитлер откровенно высказывался, что непременно отыграется за все после прихода к власти. Он не преминул подчеркнуть, что поведет войну. Ему не нужны генералы. Если война будет проиграна, он втянет мир в новую катастрофу. Германия никогда больше не будет сдаваться. Высказавшись, он начал напевать мелодию из сцены пожара – заключительного эпизода оперы Рихарда Вагнера «Гибель богов». Трудно сказать, были ли эти высказывания частью серьезного плана или не более чем фантазией живого, но легко поддающегося переменам настроения человека.