Гермоген
Шрифт:
После настойчивых криков Борис Годунов вышел на крыльцо. Стоявший рядом с патриархом Гермоген был поражён произошедшей в нём переменой. Он был бледен и как будто чем-то удручён. Черты лица заострились, стали более угловатыми. В больших чёрных глазах особенный блеск. Виден был человек, принявший сильное, но скрытое в глубине души решение, от коего зависела вся его жизнь. Он поднял глаза на собравшихся и, подобно своей сестре, смотрел мимо людей. Гермоген впервые увидел разительное сходство между ними, не так внешнее, как потаённо душевное.
— Чадо моё духовное, мудрый правитель земли Русской, — начал Иов, — яви нам свою милость — прими царство! Глас народа — глас Божий...
Годунов
— Мне никогда и на ум не приходила мысль о царстве. Как мне помыслить на такую высоту, на престол такого великого государя, моего пресветлого царя?!
Он на минуту смолк. Из толпы тотчас же послышались возгласы:
— Смилуйся над сиротами, прими венец царский!
— Пошто в монастыре затворился? Ты единый из бояр венца царского достоин!
Борис возвёл очи к холодному белёсому небу и произнёс:
— О делах ли державных ныне промышлять! Теперь бы нам промышлять о том, как устроить праведную и беспорочную душу пресветлого государя моего, царя Феодора Иоанновича, о государстве же и земских всяких делах промышлять тебе, государю моему, отцу, святейшему Иову-патриарху, и с тобою боярам...
Обратившись с этими словами к Иову, он поклонился ему и хотел было идти, но патриарх горестно всплеснул руками:
— Утешь нас хотя бы надеждой на благое решение, не покидай нас в нашем сиротстве! Уповаем на твоё милосердие, Борис Фёдорович!
Годунов ответил:
— Бог милосерден. Он не велит мне оставлять вас в вашем сиротстве. Если моя служба пригодится вам, то я за святые Божьи церкви, за одну пядь Московского государства, за всё православное христианство и за грудных младенцев рад кровь свою пролить и голову положить...
Он произнёс это быстро, почти задыхаясь. В толпе послышались рыдания. Годунов, как бы ослабев от сильного волнения, неверным шагом вернулся к монастырской двери, которую ему услужливо открыл неотлучно бывший при нём в монастыре доктор-голландец. Вдруг чей-то голос громогласно произнёс:
— По наущению дьявола задумана сия богомерзкая комедь!
В толпе раздался ропот. Иов плакал. Гермоген угрюмо молчал. У него было такое чувство, словно этот громогласный протест вырвался из его души. При словах о «грудных младенцах» его лицо словно жаром опалило. Ирод печётся о младенцах? И этого ирода, сумевшего вывести царский корень на Руси, они ныне уговаривали стать царём?!
К нему обратился Иов. Гермоген не слышал его слов. Иов притронулся к его мантии:
— Не печалься, митрополит! Всем нам отпущено не по бозе, но по человеку. Борис примет венец, когда придёт тому время, дабы поставлену быть царём не людским изволом, но Божьей волею...
Гермоген низко опустил голову, дабы Иов не догадался о его истинных чувствах.
20
После тайных совещаний с Годуновым Иов отложил дело об избрании царя. Надо было вначале справить сороковины, большие поминки по царю Феодору. К тому времени в Москву съедутся все духовные лица, соберётся царский синклит и будут люди всяких чинов. Годунов не хотел своего избрания на царство без решения Земского собора, до приезда выборных из всех областей. И тут он проявил похвальную предусмотрительность. Не для себя только хотел царства, но должен был обеспечить право наследования престола для своих потомков. Речь, таким образом, шла об утверждении на русском троне новой династии. И тут надобно было решение всей земли.
Тяжёлую ношу взвалил Годунов на плечи смиренного Иова. Святитель, оказавшийся в ложном положении как бы временного венценосца, он обдумывал и произносил несвойственные его скромной душе слова неумеренного величания Годунова. Он проявил много усердия и немало энергии, чтобы на отечественном троне сидел Годунов, «Богом дарованный для возобновления царского кореня». Его чистая душа безгранично верила в необыкновенные человеческие достоинства бывшего покровителя, которому волею судеб суждено было на долгие годы стать правителем. Сколь же искренне и неутомимо убеждал Иов всех выборных лиц поддержать на Земском соборе Годунова. Он и ведать не ведал, что в это время сам Годунов через приближённых к нему лиц деньгами и посулами убеждал, чтобы не хотели на царство никого, кроме него, царского шурина. Помогала Годунову и сестра его, инокиня Александра, действуя через монахов. Её палаты в монастыре стали своеобразным штабом по подготовке к избранию царя: велись тайные беседы, выдавались деньги.
Гермоген услышал об этом от своего протопопа, но не поверил его рассказу и так разгневался, что хотел наложить на него епитимью. Однако понемногу остыл. «Искушения дьявола велики. Оттого ныне вся земля в смятении, — думал он. — Чего доброго, и государыня соблазнилась...» Совестливому Гермогену хотелось думать о несчастной царице, ушедшей в монастырь, только светло. Он знал, сколь она была нищелюбива, приветлива.
В тот день Гермоген вместе с другими членами освящённого собора приехал в Новодевичий монастырь. Собрались в палате инокини Александры, обставленной с царским достоинством, но без пышности. Лавки, покрытые тёмным бархатом, дорогие светильники и подсвечники, на полу ковёр, окна занавешены узорчатой тафтой. За столом, накрытым камчатной скатертью, сидят патриарх Иов и государыня. Она ставила свою подпись под указами, составленными Иовом, а тем временем Иов предаёт их огласке:
— По царицыну указу бояре, князь Фёдор Иванович Мстиславский с товарищами, сказывали патриарху Иову о том, что князь Голицын никаких дел с князем Трубецким не делает. По царицыну указу писал патриарх Иов к Голицыну [38] , чтобы он всякие дела делал с Трубецким...
Когда указы были подписаны царицей, патриарх Иов обратился к своим иерархам:
— Благодатию Святого Духа имеем мы власть, как апостольские ученики, сошедшись собором, поставлять своему отечеству пастыря и учителя и царя достойно, кого Бог избрал...
38
Голицын Василий Васильевич (? — 1619) — князь, боярин, воевода, участник заговора против Лжедимитрия I и Василия Шуйского, один из претендентов на русский трон. Участвовал в посольстве к Сигизмунду III (1610).
И далее пошли наставления, как и кого избирать в цари. Не называя иных имён, ни князей Рюриковичей, ни Романовых, патриарх говорил о «цветущем добродетелями» Борисе Фёдоровиче и его превеликой милости к нему, Иову.
Слушая патриарха, Гермоген наблюдал за инокиней Александрой, и ему думалось, что ни в облике её, ни в осанке не было ничего монашеского. То же волевое красивое лицо с продолговатыми чертами, тот же горделивый взгляд больших чёрных глаз. Брату предана безгранично. Говорили, что Годунов имел влияние на царя Феодора, но она и сама умело добивалась нужного решения в пользу своего брата. Священное Писание знала лучше иных пастырей. Живя в царских палатах ещё до венчания на царство, она брала книги из царской библиотеки и, как о ней говорили, хорошо «разумела в буквенном учении».