Герои 1863 года. За нашу и вашу свободу

Коллектив авторов

Письмо Герцена «Русским офицерам в Польше» надо рассматривать в свете прежних его колебаний в споре с Потебней. Сомнения, тяготившие его, теперь должны были разрешиться, так как польские делегаты объявили свою демократическую программу, отвергавшую «всякий характер сословно-шляхетский, завоевательный». Герцен одобрял теперь деятельное участие офицеров в польском деле. Он и прежде постоянно призывал русских военных не поднимать оружия против поляков. Теперь он сказал офицерам то, что они сами уже сознали и выразили, как умели, в своих прокламациях, то, чего добивался от него Потебня. «Деятельный союз ваш с поляками не может ограничиться одним отторжением Польши от России, он должен

стремиться к тому, чтоб это отторжение помогло, в свою очередь, нашему земскому переустройству». «Вы должны стремиться к тому, чтобы ваш союз с Польшей двинул бы наше земское дело».

Исходя из этого, Герцен и Огарев считали необходимым, чтобы армейокая организация сохраняла независимость. «Не распуститься в польском деле, а сохранить себя в нем для русского дела», — повторяли они не раз.

Но вместе с тем Герцен и Огарев по-прежнему напоминали офицерам, что их организация при всех ее достоинствах лишь малая часть, лишь «единственный крепко устроенный круг» большой конспиративной сети, которая только начинает складываться в России, в русской армии. Они подчеркивали, что в России в данный момент нельзя рассчитывать на крестьянское восстание. Оно может начаться не раньше весны 1863 года, когда русский народ, «освобожденный вполовину», «наверное, упрется». «Восстань тогда Польша, бросьтесь вы, с вашими и их солдатами в Литву, в Малороссию, во имя крестьянского права на землю, и где найдется сила противудействовать? Волга и Днепр откликнутся вам, Дон и Урал!»

Важнейший положительный ответ, который давали теперь Герцен и Огарев революционным офицерам, состоял в том, чтобы всемерно добиваться солидарности и общего плана в польском и русском движении. Тогда будет возможно требовать задержки восстания в Польше. «А это одна из первых необходимостей — преждевременный взрыв в Польше ее не освободит, вас погубит и непременно остановит наше русское дело».

Герцен и Огарев видели трагическое положение офицеров, которые по «роковой необходимости» не смогут уклониться от участия в польском восстании. Но и в том случае, если оно разразится преждевременно, они призывали русских офицеров безоговорочно стать на сторону восставших.

Польские революционеры понимали значение одновременного и согласованного натиска на царизм в Польше и России. Они согласились на независимое положение армейской организации в Польше и обещали Потебне материальную и иную поддержку. Было решено, писал позже Бакунин, «что та часть русского войска, которую удастся увлечь на сторону общенародной свободы и правды, присоединится сначала к польскому восстанию, но что после первой победы — если будет победа — она воспользуется первым удобным случаем для того, чтобы выйти из польских пределов и чтобы под знаменем «Земли и Воли» идти подымать на русской земле мужицкий бунт за землю и за волю».

Еще до начала лондонских переговоров армейская организация подготовила документ, который был назван адресом русских офицеров в Польше великому князю Константину (наместнику царя в Варшаве и главнокомандующему вооруженных сил в Царстве Польском). Адрес ходил по рукам в сентябре, свои подписи под ним поставило несколько сот офицеров. Герцен свидетельствует, что Потебня являлся в этом деле «участником на первом плане». Вероятно, именно он был автором текста и первым поставил свою подпись под адресом; он же, несомненно, привез адрес в Лондон. Через неделю после окончания лондонских переговоров адрес был опубликован на страницах «Колокола».

Адрес наместнику содержал изложение политического кредо офицерской организации и являлся открытым вызовом, смело брошенным в лицо царизму. «Русское войско в Польше, — говорилось в адресе, — поставлено в странное, невыносимое положение. Ему приходится быть палачом польского народа или отказаться от повиновения начальству. Солдаты и офицеры устали быть палачами. Эта должность сделалась для войска ненавистною [...]. Недавнее расстрели-ванье в Польше русских офицеров и унтер-офицеров, любимых и уважаемых товарищами, исполнило войско трудно укротимым негодованием. Еще шаг в подобных действиях правительства, и мы не отвечаем за спокойствие в войске». Спокойно и твердо адрес требовал от царизма изменения политики в Польше и прекращения репрессий. Он заявлял, что в случае восстания войско не будет орудием угнетателей. «Оно, — говорится в адресе, — не только не остановит поляков, но пристанет к ним, и, может быть, никакая сила не удержит его. Офицеры удержать его не в силах и не захотят».

Имена подписавших адрес до сих пор неизвестны. Их знал Потебня, собиравший подписи, и издатели «Колокола», получившие для публикации подлинный текст со всеми подписями. На страницах «Колокола» подписи опустили, как было заранее условлено. Объясняя это, подписавшие адрес заявляли в его заключительном абзаце: «Мы скрыли наши имена не из трусости. Мы не боимся ни наказания, ни казни. Но мы не хотим подвергнуться ей бесплодно, как недавно подверглись наши честные товарищи. Мы назовемся добровольно тогда, когда убедимся, что на нашем мученичестве созиждется воля и достояние русского народа, который мы любим, а вместе с тем предоставится свобода польскому народу, которого терзать мы не хотим».

Вопрос о публикации адреса в «Колоколе» вызвал большие опоры. Огарев и Бакунин поддерживали По-тебню, настаивавшего на публикации, Герцен был против. Он считал, что такое ответственное обещание о переходе армии на сторону восставших в случае его невыполнения может подорвать доверие и к «Колоколу» и к революционным офицерам. Впоследствии Герцен старался подчеркнуть не столько политический, сколько моральный смысл этого документа. Он видел в нем последнее слово людей, «обреченных на преступление или на жертву», просящих власть «спасти их от бесчестья», «пощадить русскую кровь, русскую честь и не искушать офицеров противуречием долга и совести».

Сами офицеры, в том числе Потебня, вовсе не смотрели на адрес Константину как на просьбу или мольбу, обращенную к правительству. Комитет русских офицеров в Польше заявил об этом печатно в листовке от 14(26) ноября 1862 года. «Собирая ваши подписи, мы говорили вам, что мы не думаем этим адресом подействовать на самое правительство... Мы хотели только объяснить пред лицом России и Европы то критическое положение, в которое мы поставлены действиями правительства в Польше. Цель наша достигнута». Так объясняется в листовке появление адреса. Аналогичное заявление сделал Комитет русских офицеров, выражая благодарность издателям «Колокола» за напечатание адреса:

«Мы не ждали никаких результатов от этого адреса, мы его писали для очистки совести. Результатов никаких и не было. Правительство в Польше поступает сегодня, как и вчера».

Номера «Колокола» с текстом адреса наместнику и письмом Герцена и Огарева к русским офицерам в Польше быстро распространялись. Понимая, что екрыть их содержание все равно не удастся, царские власти в Польше решили использовать это в своих целях. Секретный циркуляр обязал командиров частей зачитать материалы из «Колокола» подчиненным офицерам. Расчет был простой: собранные вместе перед грозными очами начальства офицеры должны будут осудить «лондонских возмутителей», а те, кто не пожелает этого сделать, выдадут свою причастность к офицерской организации.