Герои без вести не пропадают (Роман. Книга 1)
Шрифт:
Известный писатель Аркадий Гайдар командовал полком в шестнадцать лет. Если мы приняли человека в отряд, если он выполняет свои обязанности наравне с другими, то он должен наравне с другими пользоваться и всеми правами. Иди, Эсфирь, прочти текст присяги и рас пишись, где надо.
Девушка поблагодарила замполита и с радостью сделала все, что требовалось. Но боль в душе не прошла. «Неужели так всю жизнь и будут попрекать меня? — с горечью думала она. — Ну разве я виновата, что родилась в еврейской семье?»
Когда на душе
Лев Давыдович уже знал о злобной выходке Айгашева и давно искал Эсфирь, чтобы утешить, успокоить землячку. Эсфирь всегда была искренней и доверчивой с ним, любила слушать его рассказы, сама рассказывала разные истории. Поэтому теперь, когда она особенно нуждалась в дружеской поддержке, Эсфирь очень обрадовалась встрече.
Ты далеко? — спросил Зильберман.
Иду к себе в аптеку, — ответила она.
Успеешь. А где ты была?
Ходила, дышала свежим воздухом.
Все одна ходишь! Забываешь, что мы в лесу...
А ты забываешь, что у меня «вальтер», — постучала она по кожаной кобуре пистолета.
— Им только птиц пугать. Если тебе так приспичило погулять, позвала бы меня. Вдвоем все же безопаснее.
Я не из пугливых. Да тебя и не вытащить. Ты всегда занят.
Что это, упрек?
Понимай как хочешь.
Да, я виноват. Хотел давно поговорить с тобой по одному делу, но никак не мог собраться... А теперь... Хочешь еще прогуляться?
— Я устала. Если не возражаешь, давай посидим вон на той лужайке за речкой, — показала Эсфирь.
Они спустились с горки, перешли по кладке через ручеек, прошли немножко лесом и вышли на зеленую лужайку. Эсфирь была тут не раз. На краю лужайки, на невысоком бугорке, у нее даже было любимое место для отдыха. Бугорок был покрыт прошлогодним мягким мхом, сквозь который пробивалась молодая травка.
Не сыро тут? — спросил Зильберман. — Может, посидим на тех пнях?
Нет уж, спасибо! Вся мебель в землянках из пней да колод. Сидим на них целые дни, надоело. А здесь как на перине. Люблю все мягкое.
Все мы любим мягкое, но, к сожалению, жизнь часто стелет нам очень жестко... Я знаю, тебя обидели сегодня...
Не обидели, а обидел. Ведь никто не поддержал Айгашева.
— Эх, милая моя, ты еще плохо знаешь жизнь! В этом мире мы — как затравленные звери.
Кто «мы»? Партизаны?
Нет, евреи. Судьба обходится с нами сурово... Больше двух тысяч лет мы подвергаемся гонениям. Нас трави
Лев Давыдович мельком глянул на сидящую девушку. В лучах заходящего солнца она показалась ему сказочно красивой. Надо признаться, жизнь в отряде ей явно пошла на пользу. Она заметно поправилась, округлилась, лицо стало румяным, движения плавными. Зильберман задержал взгляд на ее тугой груди, обтянутой солдатской гимнастеркой.
Почему? — переспросила Эсфирь.
Потому что евреи не смешивают свою кровь. Где бы ни находились, они всегда остаются евреями, живут обособленной жизнью, помогают и поддерживают друг друга. Правда, среди нас встречаются отщепенцы, особенно женщины. Они выходят замуж за мужчин другой национальности, но это приводит лишь к деградации.
Эсфирь удивилась. Втайне она мечтала иметь сына, которого будет кормить грудью, растить, воспитывать, но никогда не задумывалась над тем, кто будет его отцом — еврей, поляк или русский. Лишь бы она любила и была любима. Неужели то, что говорит Зильберман, — правда? Неужели природа создала ее для сохранения чистоты крови, а не для любви и счастья? Да и вообще существует ли эта «чистота крови», а если и существует, стоит ли ради нее отказываться от счастья?
Отец нам рассказывал об одном крупном ученом с мировым именем, у которого мать была еврейка, а отец немец. Если смешение крови приводит к деградации, как же объяснить этот случай?
Очень просто: твой ученый потерян для еврейского народа.
А мне кажется, наоборот: он возвысил еврейский народ. Ведь такого знаменитого человека родила еврейка. И мы можем гордиться этим.
Ты меня не понимаешь, — начал раздражаться Зильберман. — Скажи на милость, как же нам гордиться, если он не еврей?
Американцы, англичане и другие народы гордились бы.
— Американцы — это не нация, а жители Америки. В их жилах течет кровь десятков народов. У нас, у евреев, нет своего государства, поэтому мы не можем быть просто жителями какого-нибудь государства, нам надо быть евреями. Иначе еврейский народ перестанет существовать.
Зильберман подождал, что скажет девушка, но та молчала. Однако он чувствовал, что внутренне она несогласна с ним. А ему хотелось бы, чтоб она не противоречила ему ни в чем. В последнее время он много думал о ней, о ее судьбе. Она нравилась ему. Он хотел удочерить ее, но девушка отказалась. После долгих размышлений Зильберман пришел к выводу, что им надо соединиться иным способом. «Конечно, я старше на девять-десять лет, — думал он. — Но даже талмуд допускает такие браки. Сделаю ей предложение. Вряд ли она откажется. Где ей сейчас найти другого жениха?»