Герои без вести не пропадают (Роман. Книга 1)
Шрифт:
— Да, товарищи: я оговорил их. Ребята они хорошие, как все вы. Простите меня, пожалуйста! Я смалодушничал. Уверяю вас, это первый и последний раз! Хотя я майор, но готов воевать даже простым командиром взвода. Даю слово, что оправдаю ваше доверие! Да ваше доверие! — патетически воскликнул Айгашев.
Но слова его не произвели того впечатления, на которое он рассчитывал. Вместо того чтобы смягчить людей, они еще больше разгневали их.
Ишь какой умный нашелся: мало ему одной роты, хочет еще взвод загубить. А по зубам не хочешь? — крикнул кто-то.
Тихо, товарищи! — поднял руку Комиссаров. — Сначала
Не знаю, — пробормотал подсудимый.
Вы не знаете? Тогда послушайте! — И председательствующий громко зачитал письмо Колпакова, обнаруженное во фляге. — Слышали?
Это ложь! — закричал Айгашев. — Вы его сочинили сами, чтобы восстановить людей против меня! Колпаков не мог написать это, а если и написал, не смог передать его вам!
— Боец Васильев, расскажите, где вы нашли это письмо! — предложил Комиссаров одному из партизан, прибывших в отряд вместе с Яничеком.
Тот подробно рассказал обо всем, что они обнаружили вокруг лесистой высотки на излучине реки.
Письмо Колпакова и рассказ этого бойца произвели на партизан огромное впечатление. Они готовы были разорвать негодяя.
Товарищ замполит! — обратился к председательствующему один из пожилых партизан. — Не тратьте на него дорогого времени. Он не заслуживает суда. Таких мерзавцев надо давить как мух!
Дайте его нам! — крикнул кто-то из молодых. — Уж мы с ним расправимся!
Потерпите еще немного, — успокоил их Комиссаров. — Свое он получит сполна! А пока выслушаем показания лейтенанта Соколова.
К столу подошел стройный, подтянутый Соколов.
— Товарищи! — начал он своим звонким голосом. — Не хочу скрывать от вас: этот тип мне никогда не нравился. Я сомневаюсь, что он звание майора получил законным путем. Но не об этом будет мой рассказ. О преступлениях Айгашева я узнал вчера. И с тех пор один вопрос ни на минуту не дает мне покоя: как могла вырасти эта поганка на нашей советской земле? Думал-думал и вот к какому выводу пришел.
Все притихли. Очевидно, подобный вопрос возник не у одного Соколова.
Говори, лейтенант, — подбодрил его Турханов.
Вчера он мне всю дорогу рассказывал о своей прежней жизни. Многое он выдумывал, много заслуг приписал себе, не имея на то никаких оснований, но одно мне стало ясно. Не знаю, кто именно — то ли родители, то ли кто другой — с раннего детства вбил ему в голову, что он лучше других, а следовательно, и жить должен легче и лучше. Этот урок он усвоил прекрасно и всю жизнь руководствовался им. Причем он никогда не спрашивал себя, чем же он отличается от других, за какие заслуги люди должны не только уважать его, но и работать за него. Постепенно он привык считать себя единицей, а всех остальных — нулями. С таким самомнением он пришел и в армию. По его понятиям, другие должны переносить все тяготы, связанные с военной службой, а он будет только получать звания и награды. Он убежден, что и погибнуть должны другие. Поэтому, когда надо было стоять насмерть, он бросил оружие и сдался в плен. Будучи в лагере, Айгашев видел, как другие пленные продолжают борьбу против фашизма, но он не вмешивался в эту борьбу, не помогал
— Не выйдет!
— Теперь-то он за все ответит!
— Никакой пощады негодяю! — раздались возгласы.
— У него есть свои определенные принципы, так скатать, своя философия, — продолжил Соколов. — В солдатской песне поется: «Смелого пуля боится, смелого штык ре берет». Айгашев убежден в обратном. Он считает, что пуля в первую очередь поражает смелых, а трусы остаются в живых. Я думаю, пора доказать ему обратное. Пусть все знают, что трусов и предателей настигает заслуженная пуля. Пусть этот пример послужит хорошим уроком для тех, кто разделяет мнение Айгашева, если среди нас есть подобные люди.
— Правильно! — закричали партизаны.
Теперь Айгашев надеялся лишь на чудо. «Эх, хоть бы нагрянули каратели, — подумал он, с тоской обращая свой взор на запад. — У них бы я сумел вымолить пощаду». Но каратели и не думали о спасении Айгашева. Пришлось до конца держать ответ перед партизанами.
Подсудимый, вы приняли присягу. Скажите, помните ли, в чем поклялись? — спросил Комиссаров.
Помню в общих чертах.
Вы поклялись быть честным, храбрым и дисциплинированным бойцом и беспрекословно выполнять все приказания командиров. Так?
Так, — подтвердил Айгашев.
Вы поклялись беспощадно мстить врагу, мстить до полной победы. Так?
Так.
Вы поклялись, что никакие трудности и опасности не остановят вас на пути борьбы с врагом человечества — германским империализмом и нацизмом. Помните?
Да.
— Вы поклялись справедливо относиться к польскому народу и помогать ему в освободительной борьбе. Так?
Да, так.
И наконец, вы говорили: «...если я по злому умыслу, или по своей трусости, или по другим низменным побуждениям отступлю от моей торжественной клятвы, то пусть меня постигнет суровая кара и всеобщее презрение». Помните эти слова?
Помню.
Почему же вы нарушили присягу?.
Виноват, товарищ замполит! — пробормотал Айгашев. — Простите, товарищи!..
Я вам не товарищ! — прервал его председательствующий.
Простите, гражданин старший политрук!
У кого есть вопросы к подсудимому? — спросил Комиссаров. — Вопросов нет. Подсудимый, вам предоставляется последнее слово. Что вы скажете?
Товарищи! Я понял свою вину. Но прошу учесть, я не такой уж пропащий... Я готов сражаться с врагами в качестве рядового... Не лишайте меня жизни! Я вам еще пригожусь...
Слова эти прозвучали фальшиво. Это почувствовали все. Айгашев сам понял, что своим поздним раскаянием никого не убедил. Поэтому, не закончив, махнул рукой и тяжело опустился на скамью.
Суд удалился на совещание. В напряженном ожидании прошел час. Наконец судьи вышли из штабной землянки. Все встали, когда они приблизились к партизанам. Комиссаров огласил приговор. Трибунал народных мстителей лишил Айгашева воинского звания «майор» И, признав виновным по всем пунктам обвинения, приговорил к смертной казни через повешание. Партизаны встретили этот приговор всеобщим одобрением.