Герои без вести не пропадают (Роман. Книга 2)
Шрифт:
– Не понимаю, в чем я должен раскаиваться? – пожал плечами Турханов.
– Как не понимаете? – злобно засверкал глазами комендант. – Разве не вы выступили на собрании против нас?
– На собрании я выступил против войны, против кровопролития. Гибнут ни в чем не повинные люди, горят города и деревни. Если не остановить, то безответственные люди вроде Карманова готовы продолжать войну до последнего человека. В Европе уже пятый год рекой льется человеческая кровь. Пора остановить руку убийцы. Пора винтовку заменить на орудие труда. Если мы сегодня не сделаем это, то завтра уже будет поздно и целые народы могут оказаться на краю пропасти...
–
– Не обманывайте ни себя, ни других. Армии союзником со всех сторон подступили к Германии, не. сегодня, так завтра ворвутся они в ваши дома и предадут их огню, как вы в сорок первом году предали огню наши дома. Ваше спасение не в бессмысленном продолжении войны, а в скорейшем ее окончании.
Оберштурмбанфюрер понял, что спор с этим упрямцем по приближает его к заветной цели увидеть Героя Советского Союза в рядах изменников родины, а наоборот, только отдаляет. Поэтому он решил приступить к делу.
– Ладно, больше не будем спорить, – махнул он рукой. – Хотелось мне видеть вас в роли русского коменданта, но после того, что произошло на собрании, такая возможность исключается. Однако я не хочу погубить вас и предлагаю временно поработать в должности капо штрафной команды. Если там сумеете показать себя с лучшей стороны, уверяю вас, через несколько недель я обязательно пересмотрю свое решение. Рекомендую согласиться.
– Никогда! – отрезал полковник.
Оберштурмбанфюрер вскочил как ужаленный. Он буквально задыхался от злости, но скоро успокоился и позвал уполномоченного гестапо, поджидавшего в соседней комнате.
– Я кончил. Передаю его в ваши руки.
Гестаповец к этому был готов. Стоило ему махнуть рукой, как три эсэсовца в мгновение ока надели на Турханова наручники и вывели из комнаты.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Арестантский вагон прицепили к скорому поезду. Грязные, закоптелые окна не пропускали свет, из–за чего внутри даже в ясный, солнечный день царил гнетущий полумрак. Чтобы определить, куда их везут, Турханов старался разглядеть названия станций, но безуспешно. С наступлением вечера надзиратели опустили на окна плотные светомаскировочные занавески, после чего загорелись электрические лампы. А поезд мчался все дальше и дальше. Грохот и перестук вагонов, равномерное покачивание нагоняли на людей скуку и сон. Многие уже спали, другие дремали сидя. Турханов тоже собирался прикорнуть, но неожиданно открылась дверь служебного купе, и в лучах яркого света показалась неуклюжая фигура старшего надзирателя.
– Ахтунг [Ахтунг! – внимание (нем.)] – заревел он грубым басом. – Хефтлингам [Хефтлинг – заключенный (нем.)], которых я назову, собраться в тамбуре.
Он зачитал десять фамилий. В списке Турханов числился последним. Все они собрали свои жалкие пожитки и поспешили к выходу.
Тем временем поезд сбавил скорость. Скоро заскрипели тормоза, и он совсем остановился. Старший надзиратель сличил номерные знаки арестантов, еще раз пересчитал их, проверил по списку и, наградив на прощанье тумаками, выгнал в тамбур, где за порядком уже следили четверо дюжих конвоиров.
Тюремный автобус, который везде называют «черным вороном», поджидал арестантов прямо на перроне, а когда остановился поезд, он, пятясь назад, вплотную подошел к арестантскому вагону и свою открытую дверь подставил к выходу
– Раньше, когда я работал преподавателем университета, такси ожидало меня на привокзальной площади, а теперь его подали прямо на перрон. Какая честь! – проговорил он с французским акцентом.
– Заткнись, макака! – ткнув кулаком в затылок, прохрипел старший конвоир. – Прыгай в автобус!
Француз прыгнул. За ним последовали другие. Один из них, худенький старичок, замешкался в дверях. Здоровенный конвоир, когда–то бывший известным футболистом, тут же дал ему такого пинка, что он влетел в автобус, как футбольный мяч в ворота.
Скоро захлопнулись двери, и «черный ворон» покатил по городу.
Заключенных от конвоя отделяла глухая перегородка. Пользуясь тем, что их не подслушивают, арестанты начали тихо переговариваться между собой. В застенках гестапо люди нередко исчезают совершенно бесследно. Опасаясь такой участи, заключенные при первой же возможности стараются обменяться адресами с тем, чтобы оставшиеся в живых сообщили о них родным и близким. Такую же процедуру проделали они и теперь.
– Я – Мишель Бержерак из Франции, – представился тот, который получил подзатыльник при посадке в автобус. – Обо мне прошу сообщить в Парижский университет.
Его примеру последовали и другие. В автобусе оказалось три француза, два югослава, два грека, один норвежец, один датчанин и Турханов, который продолжал молчать.
–А вы почему не сообщаете нам свои координаты? – обратился к нему Бержерак.
– Я пока не собираюсь умирать, поэтому едва ли кому–нибудь понадобится мой адрес, – спокойно ответил полковник.
– Вы – оптимист, – усмехнулся француз. – Я же потерял надежду. У меня отбиты почки и печень. Думаю, следующая встреча с палачом решит мою участь.
– Да, эти изверги хорошо изучили анатомию человека: знают, где печень и где почки. Всегда бьют без промаха, – подтвердил датчанин.
– Я вот кровью харкаю. Должно быть, они расквасили мне легкие, – пожаловался норвежец.
Тем временем «черный ворон», прокладывая себе дорогу пронзительным воем сирены, прошел по самым оживленным улицам, добрался до старинного строения, похожего на средневековый рыцарский замок, вошел во внутренний двор через массивные железные ворота, поспешно раскрывшиеся при его приближении, и остановился перед новым трехэтажным зданием со стальными решетками на окнах, стены которого были сложены из толстых железобетонных блоков. Это была внутренняя тюрьма гестапо.
Здесь вновь прибывших подвергли тщательной проверке, отобрали все личные вещи, взяли отпечатки пальцев и образцы подписей, после чего повели к тюремному врачу.
– Всем раздеться! – гаркнул жирный как боров санитар. – Доктор – не бог, сквозь одежды не может обнаружить ваши язвы. Живо!
Обычных врачей при осмотрах в первую очередь интересует сам больной, и он выслушивает, осматривает, определяет давление крови, температуру тела, прощупывает пульс, расспрашивает, на что жалуется осматриваемый. Ничем этим тюремный врач не интересовался, и искал только ценности и режущие и колющие предметы, которые заключенные могли припрятать под мышками, порту, в паху и других местах на теле. Не обнаружив ничего подобного, врач приказал санитарам подвергнуть хефтлингов санобработке, а их одежду – дезинфекции. Те погнали нагих людей через двор в душевую и сдали какой–то мрачной личности.