Герои без вести не пропадают (Роман. Книга 2)
Шрифт:
— Проклятье! — выругался штандартенфюрер.— Должно быть, опять где–нибудь стряслась беда. Слушаю! —крикнул он, взяв телефонную трубку.
Докладывал дежурный по отделению гестапо.
В лагере Маутхаузен восстание. Заключенные двадцатого блока, перебив охрану, вырвались на свободу,—захлебываясь, говорил он.
Как — вырвались? — закричал Иммерман.— Все или только несколько хефтлингов? •
В блоке остались убитые, раненые и больные, неспособные передвигаться самостоятельно. Администрация лагеря опасается дальнейшего распространения беспорядков и просит срочно перекрыть все дороги из Маутхаузена. Какие будут распоряжения?
Вышлите
Будет исполнено! — пообещал дежурный. Даже слышно было, как по привычке он стукнул каблуками,—Машину к вам выслал давно. Она должна быть у вас.
Иммерман выглянул в окно. Бронетранспортер действительно стоял перед домом. Надо было спешить. Рудольф быстро оделся, проверил оружие, и, хотя сонливость еще не прошла, он почти бегом направился к выходу и скоро уже мчался в бронетранспортере по пустынным улицам города.
К волнениям заключенных и беспорядкам в тюрьмах и лагерях военнопленных немцы давно успели уже привыкнуть. В Маутхаузене тоже не раз случались подобные эксцессы. Но трудно было предположить, чтобы восстали хефтлинги изолирблока. Как знал Иммерман, все они были так измучены голодом и холодом, постоянными побоями и издевательствами, что еле держались на ногах. «Как же они без оружия могли перебить охрану и вырваться на свободу?» — никак не мог понять шеф гестапо.
Вдруг он вспомнил о Турханове. «Ведь мы его тоже запрятали в изолирблок,— прошептал гестаповец.— Где он теперь? Хорошо, если убит, а если бежал? Попадет в руки какого–нибудь солдафона из полевой жандармерии и с перепугу расскажет о нашей договоренности. Пойдут слухи. Они могут дойти до резиденции рейхсфюрера. Как объяснить тогда мне свое поведение? Ведь я не только обещал переправить его в Швейцарию, но и скрыл явно подозрительную связь этого матерого врага с полковником Планком, а через него, возможно, и с самим адмиралом Канарисом. Это же прямая дорога на эшафот».
В здании гестапо он пробыл не больше двадцати минут. Из последних сообщений о событиях в Маутхаузене 6н узнал, что волнения заключенных не распространились по всему лагерю, но из изолирблока бежало не меньше пятисот человек. Сказать что–нибудь определенное о Турханове пока не представляется возможным. «Съезжу туда сам,— решил Иммерман.— Посмотрю на месте. Может, удастся как–нибудь спасти положение».
Переговорив со своими подчиненными и отдав необходимые распоряжения, шеф гестапо снова сел в бронетранспортер и направился в Маутхаузен. По дорогам уже мчались колонны грузовиков с войсками. То и дело их обгоняли подразделения мотоциклистов, вооруженных пулеметами и автоматами. Освобождая себе дорогу прерывистым воем сирены и световыми сигналами, гестаповский бронетранспортер дважды обогнал танковые колонны, по десять машин в каждой. Пришло в движение и гражданское население. Во многих домах уже горел свет, по улицам деревень патрулировали бойцы из отрядов самообороны.
«Какой переполох! — возмутился Иммерман, наблюдая за всем этим.— Можно подумать, что в нашей округе появились не жалкие группы безоружных заключенных, бежавших из блока смерти, а настоящие регулярные войска противника. Не преувеличиваем ли мы опасность подобных происшествий?»
Не доезжая до концлагеря, машину пришлось остановить на несколько минут. По всему полю, сколько видит глаз, двигались цепи солдат.
«Слава богу, никого не задерживают для допроса, а расстреливают на месте»,— с облегчением вздохнул Иммерман.
Дорога открылась, когда цепи стрелков удалились на приличное расстояние, и машина шефа гестапо беспрепятственно въехала в главные ворота концлагеря. У комендатуры Иммерман встретил знакомого, офицера и спросил о последних событиях.
Мы быстро овладели положением. Контроль полностью находится в наших руках. Все хефтлинги, за исключением двадцатого блока, находятся в помещениях своих бараков и лежат на полу под охраной вооруженных эсэсовцев. За малейшую попытку подняться на ноги охранники применяют оружие без предупреждения. Авария на электроподстанции ликвидирована. Вся территория лагеря освещается нормально,— доложил офицер.
Я хотел бы собственными глазами осмотреть очаг беспорядков,— сказал Иммерман.
Он оцеплен и охраняется специальной командой. Но я проведу вас туда. Кстати, мне самому надо пересчитать убитых и тщательно записать их личные номера. Пойдемте, если хотите...
Вся территория двадцатого блока была усеяна трупами людей в полосатой арестантской одежде. Почти все они имели огнестрельные ранения, но многие раненые потом были заколоты штыками. По двору и сейчас ходили эсэсовцы, и если среди трупов обнаруживали еще живых людей, их тут же приканчивали выстрелом в голову или закалывали штыком.
Шеф гестапо долго ходил по территории блока, внимательно рассматривая личные номера убитых хефтлингов. Не легко было найти нужный номер. У многих они были залиты кровью. Таких приходилось переворачивать и проверять с другой стороны (номера были нашиты на груди и на спине каждой куртки). Наконец он нашел то, что искал. .У одной из сторожевых вышек лежал труп человека с личным номером 68290. Лицо его было так изуродовано множеством выстрелов в упор, что опознать его не представлялось возможным. Но Иммерман не сомневался. «Турханов, — с облегчением вздохнул он, глядя то на номер, то на черные волосы нужного ему человека.— Дурак, если бы вовремя согласился дать мне подписку, давно уже был бы в Швейцарии. А теперь гореть тебе в печи крематория, как и всем остальным, лежащим здесь и там, которых расстреливают на поле».
Что это за человек? — спросил офицер, прибывший из комендатуры.
Наш бывший агент,— солгал Иммерман.— Желая предупредить события сегодняшней ночи, несколько дней назад специально поместили его в изолирблок. К сожалению, не успел справиться с заданием, а человек был хоть куда. Распорядитесь, пожалуйста, пусть кто–нибудь снимет с него куртку, завернет и передаст мне. Для отчета заберу с собой.
— Слушаюсь, герр штандартенфюрер,— официальным тоном ответил представитель комендатуры.— Куртку можно, а трупы приказано собрать и сложить возле крематория в отдельный штабель для точного подсчета...
Окрасив полнеба в кроваво–красный цвет, медленно поднималось зимнее солнце, когда Иммерман покинул концлагерь. Ехал он медленно. Дорога была забита тяжелыми грузовиками, перевозившими войска из ближайших гарнизонов. Нередко попадались транспортные машины, груженные трупами людей. Это—заключенные, бежавшие из двадцатого блока, но не сумевшие уйти от преследования. «Ничего, все будете гореть в печах крематория,— злорадствовал Иммерман, глядя на них.— Пощады не ждите. Оставлять врага в живых — это все равно что самому себе копать могилу. Немцы не пойдут на такую глупость».