Герои на все времена
Шрифт:
Маргарита Кизвич
СКАЗКА О КОТЕ МИТРОФАНЕ И ЖИЗНЕННЫХ ТРУДНОСТЯХ
Тик-так. Тик-так.
Качается туда-сюда тяжелый маятник, с мерным скрежетом поворачиваются шестеренки, отсчитывая время. Отсчитывая мгновения нашей жизни.
Это часы — мудреная игрушка, которую бабка вывезла из сказочной страны с загадочным прозванием Неметчина. Думали, загнутся они в нашем царстве, не станут работать. Ан нет, все так же с самодовольным равнодушием покачивается
Тик-так. Тик-так.
И, подчиняясь заданному ритму, волшебству звучащей мелодии времени, суетится от печки до погреба моя хозяйка, выполняя работу по дому. Мурлыкая себе под нос не хуже меня, когда я сметанки налопаюсь — и на бочок, подставляя пузо под ее пальцы.
Тик-так. Тик-так.
Эх, трудная жизнь у кота: только проснешься, как уже завтракать пора. Только позавтракаешь, почти час обеда подошел. Только пообедаешь от души — самое время на солнышке понежиться-подремать. А там и ужин поспел. Ой, ну до чего же жить тяжко!
Вот вы небось думаете, что я — лентяй. Что кот в доме должен обязательно мышей-крыс ловить, а не сливки, облизываясь, лопать. Так я ведь не обыкновенный кот, я — первейший помощник, советчик, собеседник и вообще зверь в хозяйстве не лишний. Особенно если хозяйка моя — сама Баба-Яга.
Тик-так. Тик-так.
Трудные у меня будни. Однако еще труднее будней — праздники, когда царевич какой за помощью явится. Ну, там птицу ему украсть воспитание не позволяет, но обстоятельства принуждают. К кому тогда за помощью бежать? Правильно, к Бабе-Яге. А та уже на меня с надеждой поглядывает, потому как без меня ей не обойтись. С младых когтей я у нее на коленях лежал да беседы умные слушал. Слушал-слушал, мудрости поднабрался, да так, что со временем самолично начал советы давать. И не только жаждущим-страждущим, но и даже Яге. А и правильно: она хоть Баба и с понятием, но и на старуху бывает проруха.
Вот, о главном-то я забыл: не представился еще. Я — это я. Точнее, кот Митрофан Володимирович собственной персоной.
Царевну какую уболтать, подластиться да за ворота из-под батюшкиного строгого надзора выманить? Снова меня зовут. А уж если дело до использования подручных средств доходит, тут без меня совсем никак. Бабка-то уже старенькая, да и сызмальства читать не обучена была, поэтому все инструкции-руководства я назубок учу, чтобы потом царевичам помощь оказать.
Сынки царские, они ведь люди хитрые, считают, что раз батюшка у них — царь, то ничего тяжелее скипетра и державы им в жизни и поднимать не придется, дела все на думных дьяков перевалить можно, а науки всякие — вообще дело не царское. Царское дело — лоб из-под шапки морщить да приказывать поскорее обед подавать.
Хотя царевичи тоже разные бывают. Однажды дюже диковинный попался, сразу видно, нездешний: сам весь черный, будто в углю заночевал, вместо кафтана — юбка меховая (срамотища-то!), а из оружия только палка. Зато большая. Но умный был — страсть. Как начнет лопотать что-то на своем наречии да все в небо указывает. Небось атлас звездный наизусть знал, а я-то шанс образование улучшить упустил, да еще и дурак дураком выглядел — только «мяу» и «мяу» в ответ, мол, «на русский
Недавно вот и другой случай произошел. Явился очередной царевич, и ну Василису в жены требовать. Причем не Прекрасную, а Премудрую. Мы уж с бабкой и так его, и этак улещивали, времени и нервов не пожалели. Что, мол, сдалась тебе эта Василиса. Батька вон ейный, когда на нее Кощей позарился, так рад был, так рад, что от радости пир закатил, даже деньги простому люду раздавать приказал. А ты — Васили-и-и-иса.
Кощей, бедняга, после того счастья аж зачах с горя. Заперся в комнате, да и страдает сонетами. В смысле с горя сонеты пишет. Шекспир Бессмертный, одним словом.
Царевич же наш все про Василису твердит. Что люблю, мол, и других не надобно. А что ни разу не видел, так даже лучше. Любить проще.
Ладно, дело хозяйское. Добыли мы ему потребное, только царевич (сейчас, правда, царь) и сам теперь не рад. Не хочет Василиса в горницах сидеть и кудель прясть, как положено примерной супруженнице и очага семейного хранительнице. Эту, как ее… Академию наук открыла и заседает в ней. Академия — штука хитрая, вроде библиотеки, только там еще и кормят хорошо. В общем, сидеть можно. Вот она и сидит.
Ведь предупреждали же заранее, но все без толку. Дуракам закон не писан.
А тут еще новость неприятная поползла, будто царя нашего, Никодима Никифоровича, казначей-прощелыга убедил болото, лягушками славящееся, осушить и палаты новые построить. Чтобы, дескать, представителям союзных держав продавать. Дабы хорошо они себя здесь чувствовали. Вроде хозяев. Тьфу, пакость. Что ни новость — то пакость. Э-эх, тоска-тоска, огорчение. Сметанкой, что ли, ее, горемычную, задобрить?
Не, поздно. Вон, в окно вижу, еще один претендент на звание самого талантливого из всех дураков бредет. Сейчас потребует либо жар-птицу помочь добыть, либо яблочко с тарелочкой, либо Василису какую.
— Мур, — говорю хозяйке, — смотри, гость у нас. — И на стол прыг, чтоб, значит, внимание привлечь.
Крак!
А там Яга, как назло, всяких горшочков-мисочек понаставила с водой речной, с водой ключевой, с водой болотной… Вот я нечаянно и смахнул одну.
— Ах ты, поганец этакий! — взъярилась Яга. — Я ж ведь нашей Леське жениха приваживала. Умного-красивого. Еноземца богатого. — И как со стола меня на пол спихнет. — А теперь точно дурак притащится. Или, что хуже, опять Леська в девках останется. — И за помелом тянется. Помело-то — ой, колючее. Ой, колючее. — Только и знаешь, что сметану жрать. А пользы с тебя никакой.
Видать, только у хозяйки колдовство получаться начало, как я вмешался. Но я же ведь нечаянно, не по злобе характера, а токмо из желания помочь… Леська — это сестричка хозяйкина младшенькая. Ведьма болотная. В болоте живет, с лягухами хороводы водит. Красавицей, конечно, не назовешь — от болотной воды хорошего цвета лица не дождешься, — но добрая. Чем вкусным полезного кота приветить — всегда готова. Не то что некоторые. Работаешь тут на них, лап не покладая, а они тебя съеденной сметаной попрекают. И в благодарность за долгие годы службы — по спине колючим.