Герои на все времена
Шрифт:
— А ну пошел отседова, окаянный котище! — Дверь нараспашку и помелом меня на крыльцо. И дальше бы гнала, но тут, на мое счастье, углядела Яга гостя нашего, которым царевич местный, Иван свет Никодимыч, оказался, разулыбалась вся, на время и про меня забыла.
А в царском тереме, в светлой горнице, ранним утречком батюшка-царь на троне сидел. Ручкой подбородок подпер, корону на подлокотник повесил, чтобы думать не мешала, да и давай скорбеть о бедах родного отечества.
«Эх, тяжела ты, шапка царская, узорчатая, мехом подбитая. В смысле не по Сеньке пришлась. Стараешься-стараешься, во всем себе отказываешь, сладок кус не доедаешь да с утрецом
Царь мечтательно прищурился и почесал объемистую лысину.
«И земля родит неплохо, и долю свою торговый люд исправно платит — а все равно в казне пусто. На первый взгляд, ясно вроде — казначей, ворюга этакая, деньги таскает, вон терем себе какой отгрохал. Залюбуешься. Вроде знаешь, а доказать-то никак не получается. Выгнать бы прощелыгу хитрющую, но нельзя ведь. Пробовали — так с ним хоть какой-никакой, но доход в стране водится, а без казначея выходит не бюджет, а сплошное кружево. Дыра на дыре.
Эх, да пусть ворует — леший с ним, зато и в государственной мошне звякает. Хотелось бы, конечно, чтобы звяки в музыку поосновательнее оформились. Но то мечты. Поскольку мздоимцы и казнокрады в стране с самого ее сотворения завелись и выведутся, только если что-нибудь из ряда вон выходящее случится. Навроде, если говорящий кот вдруг думным дьяком заделается».
Царь невесело осклабился, снял с подлокотника трона корону и напялил ее на голову.
«И ведь надо что-то делать. Ладно бы казначей, как раньше, за государственный счет семью содержал — все равно ж награбленное в стране остается. Всё хоть потомки, когда лет этак через много с гаком разума лишатся и решат все общим считать, порадуются. Так ить подлое он дело замыслил. Нехорошее. Сговорился с соседями любезными, инородцами погаными, чтобы болото наше славное осушить, лягушек повывести, палаты узорчатые нагородить да продать подороже. Казне, говорит, подпитка требуется. И словами все умными сыпет, инвестиции там, проекты совместного освоения. Спрашиваю: может, лучше не надо? «Надо, — отвечает, — иначе денег взять неоткуда, а без денег зиму вряд ли пережить удастся…» Эх, поганое слово — надо. А деваться-то некуда».
Царь сокрушенным взглядом обвел горницу. Ничего подходящего. Только лук на стене висит. Старый, еще при деде висел, а до него — при прадеде.
Ну что? Была — не была. Идея, может, попервости, и дурацкая. Но, как водится, дурацкие идеи — самыми полезными выходят. Попробуем. Авось найдем денег да казначею нос утрем.
День этот с утра не заладился. Для начала братец Васька втихаря батькину ухоронку вытащил, нашел, значит, и вытащил. Всю, без остаточка. Ему-то можно, он — старший. Мало того что в государстве порядку нет, казначей — ворюга, батька страну не бережет, так еще любимый братец ценности, отложенные на случай войны с супостатом, подчистую выгреб. Сказал, что для блага народного, — и забрал.
Тут, конечно, сердце у меня не выдержало. Да и разве можно подобное отношение стерпеть! К себе-то, наверное, и можно. Но чтобы так страну не уважать!
Ну и высказал я ему все, что думал о подобном лихоимстве и практически государственной коррупции. Без утайки, то есть нецензурно.
Так вот, слово за слово, сцепились мы не на шутку, и неизвестно еще, чем бы дело кончилось, но тут батя нарисовался. С луком. Только не репчатым, а таким, стрелятельным.
— Ну, — говорит, — сыновья мои любимые, судя по размаху намечающихся военных действий, самое время настало вас женить. А поскольку в сказочных царствах жениться без подвига не положено — читатель не оценит, — вот вам
Ну, мы с братцем, конечно, переглянулись, плечами пожали, но промолчали. Все-таки он не только батя, но еще и царь. Хотя порой в этом и сумлеваться начинаешь.
А он тем временем краткое содержание намеченного подвига излагает, что, мол, из этого гнилья не только стрелять нужно, но еще и стрелу обратно притащить. Потому что стрелы казенные, вроде даже золотые — впрочем, сие неведомо, ведь предки тоже брехать умели, — из поколения в поколение в семье передаются, так что болвану Ваньке, который ее потеряет — мне то есть, — плохо придется. Но поскольку те, к кому стрела прилетит, золото по-хорошему отдавать не захотят даже царевичу, потребно будет на ихней дочке жениться. Только помните, что казна у нас пустая, окромя мышиных гнезд ничего ценного. Так что лучше думайте, куда целить. Если выгодно не женитесь, придется, как казначей советует, болотом нашим славным пожертвовать. За золото ихнее. Так что вы не просто так, вы ради страны страдаете, природные ресурсы наши от лап загребущих уберечь пытаетесь.
— А если дочки нет? — Васька, он умный, он сразу суть схватывает. Вот и сейчас не сплоховал. Батя корону снял, макушку почесал.
— Нет, — говорит, — в ближайших дворах точно есть. Проверяли. А дальше вам стрелу не послать, потому что хлипкие вы больно. Нетренированные.
Ну ладно, царское слово — закон. Вышли мы во двор, и вперед на подвиги. Васька по старшинству первым стрелял. У него, ясное дело, все, как положено, верный прицел и точный расчет. Пускай страшненькая, зато батя — казначей наш. Теперь в бюджете экономия государственных средств наметится, потому что красть он для себя, то бишь для нас, станет. Для родного царства то есть. Не, Васька не дурак. И ухоронку правильно выгреб — розу ветров заранее разузнал и координаты цели определил. Ну а я…
Я — как обычно. Куда стрела делась, никому не ведомо. Двор облазили, по соседям пошарили, по всем кустам прошлись, все ветки обтрясли, траву только что не выдрали, перевернуть пытаючись. Ничего. Совершенно. Словно сгинула.
Ну, батя тут и давай ругаться, что, мол, перед соседями-то какой позор, что ты, мол, хуже казначея, одни расходы от тебя и никаких доходов, поэтому иди-ка ты, добрый молодец, к Бабе-Яге. Если ничего дельно не посоветует, так, может, хоть съест тебя. Вон ведь какой откормленный.
Царевич сразу с порогу быка за рога схватил:
— Помоги, Яга, стрелку золоченую найти. Пропала без вести.
А я на крыльце сижу, отдышаться пытаюсь. Ну и слушаю заодно. Не нарочно, конечно, оно само получилось.
— Так кто ж на крыльце дела-то обсуждает, — всплеснула руками Яга. — Заходи, добрый молодец. Залетай, ясный сокол. Сперва угощения отведай, а там и разговоры разговаривать примемся.
Царевич, ясное дело, в дом со всех ног. Раз уж угощают. Я уж было за ним примерился, а Яга злопамятная прямо у меня перед носом дверь и захлопнула. Только мусор с крыши посыпался. Всякий мусор. Перышки там, скорлупа от вороньих яиц. Ну и стрелка царская, золоченая, одна штука.
Ладно, думаю. Сейчас мы тебе покажем, кто здесь главный. От кого польза, а от кого — лишь битые черепки. Пока тут сокола потчевают-спаивают, успею кой-куда скоренько прошвырнуться и обратно воротиться.
— Здравствуй, царевич, здравствуй, сахарный.
Яга-то, плевать что пятьсот лет в обед да все зубы выпали, ужом так и вьется, глазки вовсю так и строит. Одно слово — ужас. Но выхода-то не предвидится. В тереме родитель в нервическом расположении духа поджидает. Пустым вернешься — совсем из дому выгонит. У царей с этим строго.