Героические злоключения Бальтазара Кобера
Шрифт:
Его выслушали с большим интересом и пообещали сообщить, если им удастся что-то узнать. Становилось все очевиднее, что Каммершульце похищен, но что случилось потом, угадать было невозможно. Увезли ли его в Нюрнберг, где ректор Шедель с большим удовольствием посадил бы его в тюрьму и на этот раз под настоящей фамилией? Был ли он убит Дюсбергом или его сообщниками? Бросили ли его в застенки какой-нибудь тюрьмы в Боцене или в его окрестностях? Все эти предположения были вероятны и непрерывно прокручивались в голове Бальтазара, впавшего в состояние крайней тревоги и почти паники.
Существовали ли вестники в этом городе? На вывеске гостиницы красовалась подвешенная на вертеле свинья и ни гуся, ни рашпера здесь не знали… Что же касается крестов
Одно только поддерживало в нем надежду: неужели такой умнейший человек, как Каммершульце, мог так легко попасть на крючок такому отъявленному мерзавцу, как этот Дюсберг? Однако под вечер наш друг решил преодолеть отчаянье. Неужели он окажется недостойным человека, который всегда учил его мужеству? Он окунул голову в ведро с водой, одел плащ и храбро спустился вниз, сев за стол, чтобы поужинать. Он ничего не ел со вчерашнего дня, и голод острыми когтями терзал ему желудок.
– Что изволите заказать, господин? – спросил трактирщик на ломаном немецком языке. – У нас нет ничего, кроме курицы.
– Давайте курицу, – согласился Бальтазар.
– А вы в состоянии заплатить, уважаемый господин?
– Конечно, – ответил юноша. – Я заплачу и за комнату, и за ужин.
Трактирщик наклонился к нему:
– Покажите ваши деньги, господин… Вы очень молоды, как сами должны понимать, а ваш друг исчез, даже не простившись с вами…
Бальтазар пожал плечами, вытащил из-за пояса кошелек и показал его трактирщику, чьи глаза округлились от изумления. Он пролепетал:
– Если господин предпочитает свинину вместо курицы…
– Несите курицу, – подтвердил студент, возвращая кошелек на место.
– Ваше сиятельство, – сказал какой-то человек, – я наблюдаю за вами с той минуты, как вы вошли в этот зал, и не сомневаюсь, что вы человек самого благородного происхождения!
Тот, кто обратился к нашему другу с этими словами, поднялся, обошел вокруг стола и поклонился Бальтазару с самой отменной учтивостью. Ему не было и тридцати лет. На нем был длинный черный студенческий плащ с целым потоком лент на груди, и он держал в руке стакан, который и поднял за здоровье «благородного путешественника», с которым имел честь повстречаться. Бальтазар возвратил ему поклон, но не тост, так как поклялся больше не пить.
– Ваше сиятельство видит в моем лице представителя эмблематической науки!
– А что это такое? – спросил Кобер.
– Как? Вы незнакомы с «Emblematum liber» [30] Альчати?
– Нет, – ответил Кобер.
– Ни с «Simbolicorum Quaestionum libri» [31] Бокки?
– Тоже нет, – признался Кобер.
– Тогда, конечно, вы читали «Emblemata» [32] Самбукуса или книгу Юниуса под тем же названием?
30
«Книга об эмблемах» (лат.).
31
«Книги о вопросах символики» (лат.).
32
«Эмблемы» (лат.).
– Будьте уверены, что нет, – твердо заявил
– Значит, вы отдаете предпочтение «Микрокосмосу» Лаврентия Гехтануса или «Emblematum Tyrocinia» [33] Матиаса Гольцварта, я не ошибаюсь?
– Ошибаетесь, – отвечал Кобер, засмеявшись. – Я впервые слышу о всех названных вами сочинениях… Я абсолютно ничего не смыслю в этой науке!
Незнакомец снял плащ, положил его на табурет и сел на скамью напротив Бальтазара.
– Кажется, некий Хуан де Бориа напечатал в Праге «Empresas morales», [34] которые просто чудо! Но, должен признаться, я испытываю большую слабость к Караччо. О, мой замечательный друг, как можно жить, не зная эмблематики!
33
«Начала эмблематики» (лат.).
34
«Нравственные девизы» (исп.).
Бальтазар рискнул признаться, что он дипломирован по богословию.
– Богословию? – переспросил этот чудак. – Какому богословию? Все значение мира полностью содержится в эмблеме! Мир – это система знаков. Разве не писал Альчати: «Verba significant, res significantur»? [35]
– Я не знаю латыни, – сознался Бальтазар.
– Вы дипломированы по богословию и не знаете латыни? – удивился его собеседник.
– Я также дипломирован по древнееврейскому языку, – добавил Бальтазар.
35
«Слова обозначают, вещи обозначаются» (лат.).
– Очень даже странно! Разве когда-нибудь сочиняли motto [36] или subscriptio [37] на древнееврейском языке? – спросил незнакомец, но тотчас же, поднявшись, представился: – Меня зовут Матьяш Матьяш. Я еду в Падую.
Бальтазар поднялся в свою очередь:
– Меня зовут Бальтазар Кобер, и я направляюсь в Венецию.
– Чудесно, – сказал любитель эмблем. – Значит, мы сможем путешествовать вместе.
Наш друг чуть было не признался, что его лошадь погибла, но внезапно вспомнил о лошади Каммершульце, которая должна была находиться в конюшне гостиницы. Он попросил у Матьяша извинения, оставил свой завтрак наполовину не съеденным и побежал убедиться, действительно ли лошадь стоит у стойла. Он тотчас ее узнал и принес ей охапку сена, на которую бедное, изголодавшееся животное сразу же набросилось с отменным аппетитом. Потом вернулся к столу. Его новый спутник ожидал его, доканчивая цыпленка.
36
Девиз (um.).
37
Надпись (лат.).
– Замечательно вкусно, – сказал он, облизывая пальцы.
Бальтазар был немного удивлен такой непринужденностью поведения, но подумал, что, по-видимому, Матьяш Матьяш изголодался не меньше, чем лошадь Каммершульце, тогда как он, Бальтазар, уже насытился…
Слово за слово, они решили выехать из Боцена завтра на рассвете. Потом наш друг расплатился с трактирщиком и хотел уже удалиться в свою комнату, но тут Матьяш снова подошел к нему:
– Дорогой друг, я слышал, что в вашей комнате две кровати. Вы мне разрешите переночевать сегодня на одной из них? У меня не осталось ломаного гроша в кармане.