Героини
Шрифт:
— Он слушал мои постоянные рассказы о Клиффе. Он тоже хотел ребенка. С ним было комфортно. И он свято верил в то, что если будет хорошо ко мне относиться, то я забуду Клиффа и полюблю его. Он даже хотел жениться на мне. И это ему почти удалось. Я действительно хотела его полюбить. И понимала, что не следует вешаться на шею парню, который поступает с тобой плохо. Любовь вообще странная штука. В ней нет логики. Я думала, что смогу переломить себя и полюблю твоего отца. Но не смогла. Я все время думала о Клиффе. Особенно после той аварии.
Я не слишком понимала в любви, но с раннего детства усвоила, что ничего хорошего в ней нет. Достаточно было посмотреть на героинь, которых преследовали любовные катастрофы. Поэтому мне было неловко слышать,
— Кто такие «Херманс хермитс»?
— Поп-группа. Как-нибудь дам тебе послушать.
— Если меня выпустят отсюда.
— Скоро я заберу тебя. Я занимаюсь этим.
— Как Дейрдре?
— Все еще живет у нас.
— А Конор… давал о себе знать?
Мама поднесла печенье к губам, открыла рот, но не откусила. Посмотрела на лужайку, я проследила за ее взглядом. К нам направлялась Элеонор, грудь ее бодро подпрыгивала при ходьбе. Одной рукой она придерживала белую шапочку, в другой держала поднос с лекарствами. Я поняла: она бесится оттого, что пришлось оторвать зад от стула и идти искать меня.
— Супер. К нам пожаловала Слониха. — Я выразительно закатила глаза. — Говори быстрее. Конор появлялся?
— Что за неуважение, Пенни. — Мама выпрямилась на скамье. — В лесу нашли следы. Я сама ходила в лес, думала встретить его там и поговорить. А потом увидела огромные отпечатки ног и испугалась.
— Имей в виду: на нашу сторону луга он не придет. Там лежит заклятие.
Мама сложила руки на груди и, прищурясь, взглянула на меня. Так она делала всегда, проверяя, не лгу ли я.
— Честное слово! Друиды наложили на луг заклятие. Дейрдре обладает магической силой, которая защищает ее. — И я рассказала маме, как попятилась лошадь Конора, приблизившись к нашему лугу. — Еще я знаю, что Конор не причинит тебе зла.
— Ну, об истории Дейрдре мне известно побольше, чем тебе.
— У Конора есть честь! — воскликнула я, возмущенная тем, что мама судит о человеке, которого и в глаза не видела. Он был моимгероем. Тут я услышала, как дребезжат чашки и пузырьки на подносе Элеонор. — Подожди секунду. — Я увидела возможность заработать еще одну ложечку. Подбежала к Элеонор, взяла поднос из ее рук. — Простите, что вам пришлось идти сюда.
— О, спасибо, — ответила Элеонор. — Получишь за вежливость ложечку. Уже час дня. Пора принимать лекарство, Пенелопа. — И она протянула мне три таблетки вместо двух.
— Погодите. — Мама поднялась со скамьи и указала на таблетки. — Доктор Келлер говорил, что Пенни будет принимать лекарства только в самом крайнем случае.
— Они действуют очень мягко, миссис Энтуистл, совершенно безвредные. Выпей лекарство, Пенни, будь умницей!
— Таблетки — это ерунда, мамочка! — воскликнула я. — Здесь такое творится! Они разбили Кристине нос! — Я решилась заговорить о Кристине, чтобы получить то, чего хочу.
— На это были причины, миссис Энтуистл, — сказала Элеонор.
— Мисс Энтуистл. Миссис Энтуистл — моя мать.
— Мисс. Хорошо. Девочка, о
Я проглотила пилюли, потом высунула язык — в знак доказательства, что действительно их приняла. Элеонор одобрительно кивнула. Я была в бешенстве от собственного бессилия, ведь о том, чтобы возразить Элеонор, перевернувшей историю с Кристиной с ног на голову, не могло быть и речи. Ох уж эти взрослые! Сами погрязли во лжи, да еще совершенно не слушают человека. Как бы там ни было, но повиновение — основной принцип, который работает в этой системе.
— А мне дадут ложечку за помощь?
Элеонор покосилась на маму.
— Конечно, дорогая. Получишь, когда вернешься в отделение.
Весь следующий день ушел на то, чтобы заработать десять ложечек. Я участвовала в одном из групповых занятий, которое вела Пегги, — за это ложечка полагалась автоматически. Затем я «призналась», что выдумала историю про Конора, — боролась таким образом за внимание матери. Пегги сияла от радости. Остальной персонал не слишком-то жаловал новую систему, но у двух нянечек и санитара карманы были набиты ложечками, и они раздавали их направо и налево. Заработав первые десять штук, я уговорила Пегги разрешить мне воспользоваться телефоном прямо сейчас. Она пошла мне навстречу и даже разрешила протянуть шнур за угол от поста, чтоб придать разговору видимость приватности. Единственной проблемой оставалась Элеонор — она только что дала мне валиум. Я понимала, что действовать надо быстро, сразу после приема таблеток, пока они не успели раствориться в крови. Время близилось к трем часам — самое подходящее время для звонка Элби. Я рассчитывала, что как раз сейчас Элби, как всегда по воскресеньям, валяется на диване у себя в комнате и листает комиксы. В покое и уюте, с работающим на полную катушку кондиционером. Он был единственным из знакомых мне детей, у которого имелся свой собственный, отдельный номер телефона. Прадед Элби в свое время изобрел пластиковый наконечник на шнурках ботинок, и у него был один из самых больших и старинных домов в Прэри Блафф. Элби умудрился обратить детское одиночество в роскошную подростковую независимость. У него в комнате было кресло с подставкой для телефона, суперкрутой проигрыватель, телевизор на специальной тумбочке, миниатюрный холодильник, гигантская микроволновка и богатейшая коллекция комиксов Стэна Ли. Среди них были такие сокровища, как «Фантастическая четверка», «Человек-паук» и «Люди X». Сама я не слишком увлекалась комиксами, но как-то показала Элби несколько старых выпусков приключений Халка, принадлежавших некогда одному из маминых двоюродных братьев, и он весь день провел у нас на чердаке, склонившись над ними. Каждую субботу Элби отправлялся в киоск на центральной городской площади и покупал самые свежие издания любимых комиксов, а потом целый день читал их, пока не наступало время ужина.
Я стояла в коридоре. Часть медперсонала уже потянулась в столовую на обед, спеша занять столик. Особого внимания на нас никто не обращал. Элеонор совершала очередной обход по палатам, но мне удалось ускользнуть от ее бдительного взора. Я поставила телефон на стойку и набрала номер Элби. Первая волна тошноты и головокружения накатила, еще когда я протягивала шнур за угол. В коридоре пахло сосновым освежителем воздуха и сигаретным дымом, верхний свет почти не проникал в мой угол. Пол отливал холодным блеском. Элби снял трубку после второго гудка.
— Алё?
— Элби, это Пенни.
— Предательница!
— Послушай, у меня мало времени…
— Из-за тебя меня заперли дома на все лето. Твоя мамаша рассказала моей о травке.
— Рано или поздно твоя мамаша смягчится. И потом, разве она не собирается во Францию или куда там еще?
— Да, улетает в Биарриц. А меня оставляет с бабкой. Чтоб ходил вокруг нее на цырлах и прочее. Вот так вот.
— Я очень спешу, Элби. Пожалуйста, сделай мне одолжение.