Герой
Шрифт:
И голубые мхи.
Поначалу их было немного: тут толстая паутина, свисающая с гоблинца, там небольшое пятно на земле, часто коварно вползающее на ствол эбеногневки или одинокого сох-нущего шипострела. Потом все больше: толстые ковры под ногами, мягкие навесы, свисающие с ветвей и покачивающиеся на ветру. Криста освещала пространство вокруг нас фонарем, находя все более толстые и красивые гроздья голубых растений, а на границе темноты я начал замечать их свечение.
– Хватит, – сказал я, и Крис погасила фонарь.
Темнота воцарилась только на секунду, пока наши глаза к ней привыкали. Вокруг лес окутался
Я осторожно положил лук к стволу эбеногневки, наклонился и подал Крис горсть света. Когда я поднес руку к ней, она вновь улыбнулась мне, а черты ее лица смягчились в волшебном сиянии. Я был очень счастлив тем, что могу показать ей такую необычайную красоту.
Джерри, однако, только рассмеялся.
– Это и есть то, что опасно, Боуэн? – спросил он. – Лес, полный голубых мхов?
Я выпустил мох.
– Ты не считаешь их красивыми?
– Конечно, считаю, – пожал он плечами. – Но ведь это просто грибы-паразиты, имеющие опасную склонность к вытеснению всех прочих форм растительной жизни. Знаешь, когда-то этих голубых мхов было полно на Джолостаре и Барбисанском Архипелаге. Мы полностью их вывели, поскольку в течение месяца они могли уничтожить урожай кукурузы, – говорил он, покачивая головой.
А Криста поддакнула:
– Знаешь, Джерри прав.
Я долго смотрел на нее, совершенно трезвый, забыв о выпитом вине, и понял, что помимо своей воли создал себе фантазию. Здесь, в мире, который я считал своим, в мире пауков сновидений и волшебных мхов, я каким-то образом убедил себя, что сумею вернуть давно утраченное – мою смеющуюся подругу. В древнем лесу континента она должна была увидеть нас обоих в новом свете и вновь понять, что любит только меня.
И вот я соткал прекрасную паутину, светящуюся и привлекательную, как ловушки пауков сновидений, а Крис одним словом уничтожила это видение. Она принадлежала ему и не будет моей ни сейчас, ни потом. А если Джерри казался мне глупым, бесчувственным или слишком практичным – что ж, может, именно эти черты его характера определили выбор, который она сделала. А может, и нет – я не имел права умалять ее любовь; возможно, я вообще никогда ее не понимал.
Я стряхнул с рук последние крошки светящегося мха, а Джерри взял у Кристы фонарь и вновь зажег его. Моя голубая страна чудес растаяла, исчезла в яркой действительности луча света.
– Что теперь? – с улыбкой спросил он. Значит, все-таки он был не так уж и пьян.
Я поднял лук с того места, где его положил.
– Идите за мной, – лаконично бросил я.
Оба они выглядели заинтересованными, но мой настрой совершенно изменился. Внезапно вся прогулка показалась мне лишенной смысла. Я хотел, чтобы они наконец ушли, мною вновь овладело желание оказаться в башне с Белкой. Я был удручен и чувствовал себя с каждой секундой все хуже. Зайдя глубже в лес, мы наткнулись на быстрый поток, и яркий свет спугнул одинокого
Потом, во время подъема на скальное возвышение, мы на расстоянии вытянутой руки увидели отверстие пещеры: судя по запаху, это была нора лесного ворчуна.
Я повернулся, чтобы предупредить их, но обнаружил, что лишился слушателей. Они находились шагах в десяти от меня, у подножия возвышенности. Медленно шли и спокойно разговаривали, держась за руки.
Разозлившись, я отвернулся и молча продолжил подъем по склону. Мы не разговаривали до тех пор, пока я не нашел знакомую мне кучу пыли.
На краю ее я остановился, а ботинки мои на дюйм погрузились в мелкую черную пыль. Они медленно присоединились ко мне.
– Выйди вперед, Джерри, – сказал я, – и воспользуйся своим фонарем.
Сноп света скользнул по окружающей местности. За спиной поднималось скальное возвышение, тут и там испятнанное огнем растительности, задавленной голубым мхом, но перед нами тянулась пустошь: большая, черная и мертвая равнина. Джерри подвигал луч света взад-вперед, проведя им по краю черного поля. Свет бледнел, когда он направлял его в серую даль. Слышен был только шум ветра.
– И что? – спросил он наконец.
– Потрогай пыль, – сказал я ему. На этот раз мне не хотелось нагибаться. – А когда вновь окажешься в башне, раздави один из моих кирпичей и потрогай то, что останется. Это та же субстанция, что-то вроде пепла. – Я сделал широкий жест рукой. – Полагаю, когда-то здесь был город, но теперь все рассыпалось в прах. Понимаешь ли ты, что моя башня могла быть выдвинутым вперед аванпостом народа, который ее построил?
– Вымершей расы из этого леса, – с улыбкой ответил Джерри. – Что ж, должен признать, что на островах нет ничего подобного. И не без причины. Мы не позволяем лесным пожарам безумствовать у нас.
– Лесные пожары?! Надеюсь, ты шутишь. Пожар никогда не превращает все в пыль, обычно остается несколько почерневших стволов или что-нибудь подобное.
– Вот как? Вероятно, ты прав! Но во всех разрушенных городах, которые я знаю, всегда по крайней мере несколько кирпичей лежат друг на друге, чтобы туристы могли их фотографировать, – парировал Джерри. Луч света скользнул по куче пепла, потом удалился. – А здесь просто пыль.
Криста молчала.
Я повернул обратно. Они шли за мной. С каждой минутой его превосходство увеличивалось; я поступил опрометчиво, приведя их сюда. Сейчас я хотел только одного: поскорее вернуться в свою башню, отослать их в Порт-Джеймисон и остаться в своем добровольном изгнании.
Когда мы спустились с возвышения и вернулись в лес, поросший голубым мхом, Криста остановила меня.
– Джонни, – позвала она.
Я замедлил шаг, они догнали меня, и Крис указала на что-то.
– Погаси свет, – приказал я Джерри. В бледном сиянии мхов легче было увидеть тонкую, опалесцирующую сеть паука сновидений, наискось шедшую к земле от нижних ветвей псевдодуба. Светящиеся пятна мха не могли сравниться с ней: каждая нить была толщиной с мой мизинец и маслянисто поблескивала, переливаясь всеми цветами радуги.