Герой
Шрифт:
Ивоннель из своего укрытия в тени деревьев наблюдала за сражением с неподдельным восхищением. Даже эти первые несколько выпадов и ответных ударов, когда противники еще присматривались друг к другу, казались достойными лучших учеников Академии Мили–Магтир.
Темп нарастал с каждой минутой, звон стали был теперь непрерывным, подобно нескончаемому металлическому скрежету в какой–нибудь мастерской. Каждый искусный выпад, сделанный под безукоризненно точным углом, второй из сражавшихся парировал таким же искусным, совершенным движением, и теперь те первые пробные выпады казались сущими
Ивоннель кивнула своим мыслям и поднесла ко рту свисток, вызывавший Киммуриэля. Она ничего не услышала, но, поскольку доверяла Джарлаксу, знала, что псионик услышит ее.
Но откликнется ли он на ее зов?
Ивоннель пожала плечами. Это не имело значения. Киммуриэль должен был помочь ей, усилить ее чары, если все пойдет так, как она надеялась, но в конце концов исход поединка решал не он.
Жрица закрыла глаза и произнесла заклинание, мысленно обращаясь к существу, находившемуся на ином уровне существования, в Бездне, — к Йиккардарии.
— Ллос позволит мне это, — прошептала она.
Прислужница богини услышала ее. Йиккардария, судя по всему, несколько удивилась и растерялась, но все же отправилась к Ивоннель.
Клинки Дзирта молниеносно устремились к противнику, трижды сверкнули слева и справа, и трижды Энтрери отразил его атаку — хотя Дзирт знал, что так оно и произойдет. Все это было так знакомо, так естественно, так… привычно. Этот поединок уже происходил прежде, движения противников были похожими, даже, можно сказать, точно такими же, противники были те же самые, и два клинка из четырех уже скрещивались.
Словно исполняя некий сценарий, Энтрери ринулся вперед, замахнулся мечом над головой, тем самым заставил Дзирта пригнуться, уклониться, отступить, а Видринат быстро взмыл вверх, чтобы преградить путь кинжалу, которым ассасин пытался пырнуть врага.
Острие одного из мечей Дзирта было направлено в грудь ассасина, но Энтрери ловко ускользнул, отклонился, подался назад и отступил прежде, чем оружие врага успело его задеть.
Коготь Шарона промелькнул горизонтально из стороны в сторону, оставляя за собой пепельную завесу, но Дзирт отпрянул в тот миг, когда Энтрери прорвался сквозь пелену, и алый меч с кинжалом поразили лишь пустоту. Однако ассасина не так легко было провести. Дзирт хотел напасть на него с тыла, но незересский клинок Энтрери снова просвистел в воздухе, когда тот обернулся навстречу дроу. Новая непрозрачная завеса отделила их друг от друга. Но на сей раз Дзирт бросился на нее так же, как только что сделал Энтрери, и очутился совсем рядом с ассасином — так близко! И все же, несмотря на то что каждый не мог видеть противника, эти двое знали друг друга настолько хорошо, что металл не вонзился в плоть, а лишь звякнул о металл. Каждый из сражавшихся делал свои выпады и отражал выпады противника, но ни один не приобрел преимущества перед другим.
Пепельная стена немного рассеялась, но когда Энтрери собрался создать другую, Дзирт опередил его: оба очутились среди непроницаемой магической тьмы.
И там они продолжали сражаться. Клинки скрещивались, человек и дроу машинально уклонялись, отступали и наступали, прислушиваясь к собственным инстинктам, к звукам шагов и воспоминаниям о предыдущих поединках.
Энтрери выбрался из сферы тьмы первым и отбежал в сторону. Дзирт возник на некотором
— Все равно ты трус! — крикнул Энтрери и нырнул обратно, в сферу магической тьмы.
Дзирт, прицелившись, развернулся вслед за ним. Он мог застрелить человека, несмотря на темноту, осыпать его дождем стрел, от которых нельзя было скрыться, которые нельзя было отклонить в сторону.
Но он не сделал этого. Нечто — возможно, воспоминания о прошлых похожих поединках, а может быть, его собственный кодекс чести — помешало ему отпустить тетиву. Он «сложил» лук обратно в пряжку пояса и вытащил клинки.
Дзирт подумал, что стоило бы вызвать Гвенвивар, но затем отбросил и эту мысль.
Он одолеет врага один, без помощников и магических трюков.
Вернувшись в сферу тьмы, Дзирт невольно спросил себя, почему он так цепляется за это решение. В конце концов, перед ним вовсе не Энтрери, а порождение ада, демон, которого отправили сюда для того, чтобы сокрушить его тело и сломить его дух. Может быть, он обязан воспользоваться любым преимуществом, чтобы убить эту тварь, как убил недавно Тиаго Бэнра?
Но мысль эта была мимолетной, и противники вернулись к привычному для них ритуалу: мечи и кинжал вращались, мелькали. Когда Дзирт не успел парировать очередной выпад и едва избежал серьезной раны, он услышал негромкий возглас Энтрери и, воспользовавшись тем, что противник отвлекся, ткнул в него Ледяной Смертью.
Однако клинок его столкнулся с дьявольским кинжалом, и противник резким движением отвел оружие дроу в сторону. Очевидно, Энтрери осознал, что, нарушив молчание, совершил ошибку. «Если, конечно, это была ошибка, а не хитрость», — подумал Дзирт. И поэтому дроу бросился вперед, навстречу врагу, и атаковал с удвоенной силой.
Они столкнулись, вывалились из сферы тьмы, покатились по земле и вскочили на ноги в нескольких шагах друг от друга. Оба были теперь покрыты многочисленными ранами и царапинами.
Дзирт вспомнил о снотворном, которое впрыскивал в раны Видринат: может быть, теперь движения его противника замедлятся?
Он также вспомнил предание о том, что Коготь Шарона оставляет незаживающие раны, и подумал: «А может быть, я сам уже покойник?»
— Его следует исцелить, чтобы он встретил свою смерть в здравом рассудке, — объяснила Ивоннель Йиккардарии. — Кроме того, в результате дети Ллос наконец узнают, как справиться с безумием, порожденным Бездной.
— Слишком много хлопот ради простого мужчины, — заметила прислужница богини, принявшая облик прекрасной женщины–дроу.
— Это не простой мужчина, — напомнила ей Ивоннель, — но тот, кого Ллос выбрала, чтобы подвергнуть особенным пыткам.
— Значит, убей его возлюбленную и друзей у него на глазах, — предложила йоклол. — Мучай, пытай их. Сломаешь их, сломаешь и его. А потом преврати его в драука. Подходящий конец для Дзирта До’Урдена, разве не так?
— Он не поверит в это — он не верит. Ни во что окружающее не верит, — повторила Ивоннель. — Болезнь, порожденная Бездной, притупила его чувствительность к подобным жестокостям. Я могу убить его друзей у него на глазах, подвергнуть их самой мучительной казни, но он усомнится в реальности происходящего, и его боль не будет искренней. Поэтому позволь нам исцелить его — позволь мне это.