Гибель титанов. Часть 1
Шрифт:
— Две коровы дам, — спокойно ответил он. — Ждешь год. Если я не приду, значит, убили меня на войне. Тогда ты от своего обещания свободен. Но скорее всего, я приду раньше…
Что же я делаю? — думал Берислав, совершенно растворяясь в глазах той, в кого влюбился с первого взгляда. — Меня же отец убьет! У меня жена есть. И я христианин. Грех это великий! Надо с мамой и владыкой Григорием посоветоваться. Они чем-нибудь да помогут. А не помогут, сбегу! Гори оно все огнем! Все одно мне князем не бывать, а эту корову Ирмалинду я на дух не выношу. Лучше на нож броситься, чем с такой жить.
Он вышел
— У короля Дагоберта сколько жен было? — бурчал он себе под нос. — Да не сосчитать! И ничего, никто его от церкви не отлучил! У моего отца сколько? Черт, плохой пример! Он же язычник… У праотца Авраама тоже две жены было — Сарра и Агарь. И Хеттуру еще за себя взял, когда Сарра померла. А мы почитаем его. А про царя Соломона я и вовсе молчу! Там на сотни счет шел. Думай, Берислав, думай! Иначе отец тебя на куски порвет, и проживешь ты свою жизнь в страданиях, аки христианский мученик во времена гонений Диоклетиановых. Я точно что-нибудь придумаю! Время пока есть, отец все равно в Египте.
В то же самое время. Александрия.
Длинный путь князя закончился там же, где и начался. Во дворце великого логофета Стефана. Всего пара дней, и корабли отправятся на север. Отправятся все. И те, что стоят в Египте, и те, что курсируют сейчас в Адриатике. На короткий срок Самослав оголит свои морские границы и рискнет всем ради главного.
Прощальный ужин в резиденции великого логофета Стефана был роскошен. Его повар переплюнул сам себя. Да и сам великий логофет не одну неделю готовился, подбирая меню и закупая свежайшую рыбу и моллюсков, которые ждали этого торжественного события в морских садках. Сели по-семейному. Только Стефан, его старший брат, владыка Григорий и Святослав с сыном. Александр, внимательно разглядывая деда узкими глазенками, становился все больше похож на мать, удивляя темной копной волос и смугловатой кожей. Вылитый степняк-болгарин.
Зал для приемов резиденции логофета по своему убранству казался чем-то средним между дворцами Братиславы и Константинополя. Здесь не видно кричащей роскоши имперской столицы, но и близко не пахло аскетизмом столицы северной. Здесь все сделано в меру. Старинные мозаики на полах были великолепны, как и статуи в нишах, но сами стены оставались каменными. Выкладывать их травертином, мрамором и порфиром Стефан не стал. Не то было состояние казны, чтобы разбрасывать деньги в таких количествах.
Дипнон, поздний обед, Стефан всегда проводил на террасе. Именно в это время отступал лютый летний зной, а свежий ветерок приносил с моря долгожданную прохладу. Только в это время Самослав чувствовал здесь себя комфортно. Дневная жара, от которой плавился мозг в черепной коробке, выбивала его из колеи. Он дни считал, когда, наконец, покинет самую важную из всех провинций своего княжества.
— Неужели все скоро закончится, брат? — спросил Стефан, когда первую перемену блюд унесли, а кувшин вина был выпит до дна.
— Что-то закончится, а что-то только начнется, — пожал плечами Самослав. — Сейчас удобный момент, чтобы поставить жирную точку, брат. Мы возьмем столько, сколько сможем взять.
— Ты не станешь разрушать империю, подобно варварам запада, — Стефан задумчиво вертел в руках пустой кубок. — И за это воздастся тебе и на этом свете, и на том.
— Добром ли воздастся, сиятельный? — владыка Григорий даже глаза закрыл от наслаждения, положив в рот кусочек рыбы в остром соусе из сливок и индийских трав. Вина владыка сегодня не пил и мяса не ел. Ибо пост.
— Не знаю, — все так же задумчиво ответил Стефан. — Полагаю, не только добром, но и злом тоже. И неблагодарностью черной. Ты не хочешь смерти Мартины и ее детей, а это грозит нам множеством осложнений будущем. Она не простит тебе такого унижения.
— У меня есть на то серьезные причины, — сухо ответил Самослав. — Я уже говорил об этом. Я не стану убивать ни императрицу, ни ее сына, законного римского императора. И ее детей–цезарей я тоже убивать не стану. И это не блажь, Стефан. Это голый расчет.
— Что мы будем делать с ересью монофелитов, государь? — задал Григорий вопрос, который интересовал его больше всего. — Иерархи Запада не приемлют ее. Это грозит церковным расколом.
— Я не стану вмешиваться в дела веры, — ответил Самослав. — Там и без меня черт ногу сломит. Патриарх и епископы Константинополя не пойдут на отмену Эктезиса. Это будет означать их поражение, и наоборот, резкое усиление епископов Рима. Старинная пентархия патриархов разрушена. Иерусалим и Антиохия под властью арабов. На них можно не обращать больше никакого внимания. Патриарх Антиохии Македоний живет в Константинополе. Он в Сирию, под власть халифа, даже не собирается ехать. В Иерусалиме и вовсе никакого патриарха нет. Софроний, который город арабам сдал, умер, а нового пока не дозволяют выбирать. Патриарх Александрийский Кир сидит в столичном монастыре и не показывает носа оттуда. Он стар и разбит теми потрясениями, что выпали на его долю. Он же проиграл Египет. Остается Константинополь и Рим. Рим старый и Рим новый. Там-то и пойдет основная борьба за умы людей. И если мы упустим момент, то Рим старый победит.
— Но как? — изумились все. — Рим в полном ничтожестве. Он лежит в руинах!
— Отец! — пристально посмотрел на князя Святослав. — Не потому ли владыка Григорий плывет в Константинополь с нами? Ты хочешь…?
— Именно, — кивнул Самослав. — Я хочу, чтобы он занял пост патриарха Александрийского. И Братиславского заодно. Если Рима будет два, то они будут бороться между собой, погружая мир в бесконечные войны. Если возникнет третий Рим, то он уравновесит их и станет арбитром. Но это дело далекого будущего, сын.
Владыка Григорий скромнейше ковырял вилкой дорадо, которую попробовал и нашел слегка недоперчённой. Он делал вид, что его тут и вовсе нет. Гигантская власть и невероятный статус в мировом масштабе — вот что значит титул патриарха Александрийского, одного из пяти владык истинной церкви. Или трех, как это сложилось на сегодняшний день.
— Значит, эта операция в Италии тоже не ради виноградников, — задумчиво произнес Святослав. — Тебе нужен контроль над папами.
— Конечно, — кивнул князь. — Я не позволю усилиться римским епископам, иначе это станет опасно для нас самих. Я намерен сохранить самостоятельность церквей Галлии и Испании. Иначе мы получим кулак, который позже сокрушит нас самих.