Гиблый Выходной
Шрифт:
– Можно, хоть погреться?
– Че?
– Погреться можно?
– Ты знаешь правило?
– Какое?
– Без папироски не входить. Греешься, пока куришь.
Эорнидян достал сигареты, Аркадьич закурил, и они оба сели на лавку.
Цех не был подведен к системе центрального отопления, а по правилам противопожарной безопасности к предприятию деревообрабатывающей промышленности нельзя подводить газовое оборудования. Выход для отопления цеха в зимний период был один – собственная котельная с котлом, работающим на отходах производства и на распиленном браке. А отходов производства на «Дверях Люксэлит» было более чем предостаточно. Ежедневные горы из обрезков ДСП и МДФ, фанеры, соснового и березового бруса, недоделанных и бракованных деталей и изделий, досок, стружки и целые готовые двери. Да, готовые двери. Которые кочегары
– А че, Пашка ночью не топил котел? – спросил Эорнидян, глядя на накиданную за вчерашний день кучу ДСП-шных обрезков. Пашка – это другой кочегар.
– Как же не топил? А на улице сколько брака было! Пять поддонов с бракованными филенками, в рот их чих-пых! Он задолбался их распиливать, они широкие в топку не лезут! Хоть сегодня поменьше обрезков будет. Разгребу весь накопившийся брак. Спалю обрезки из сборочного участка. У них как всегда – полно. Ну че? Покурил? Вали к себе, охрана!
07:50 – 08:10
Точило, сутулясь под порывами ледяного ветра, делал свое мокрое дело прямо в сугроб, наблюдая как теплая желтая струя рисует синусоиды на свежевыпавшем снегу. Сигарету он, чтобы ветер не выдернул ее изо рта, зжал зубами, выпуская дым чере ноздри. Удовлетворив свои естественные потребности, он застегнул брюки, докурил сигарету до самого фильтра и в последний раз окинул взором парковку. На парковочке было слишком мало автомобилей, чтобы они могли проглядеть приехавшую «Мазду». Автомобиля такой марки не было и вообще за все время, что они тут проторчали здесь припарковался только «Спектра».
Вьюга через черную шапочку холодила лысину, трепала воротник. Точило выплюнул замерзший окурок и выматерился. Не скрывая раздражения, он распахнул дверцу «ИЖ Комби», сел за руль и с силой захлопнул дверцу. От такого удара с окон автомобиля местами слетела наледь.
– Все! – рявкнул он своим сидящим на заднем сидении компаньонам. – Сваливаем! Их нет.
Протестов он не получил. Пожалуй, впервые за все время их знакомства у них образовалось единение мыслей. Да, чего уж тут говорить, их план обломился. «Мазда» так и не припарковалась, они напрасно потеряли время, зря ждали и мерзли в этой оранжевой консервной банке, называемой гордым словом «автомобиль».
Точило вставил ключ в замок зажигания, провернул и столкнулся с проблемой. Автомобиль «ИЖ Комби» не заводился. Аккумулятор просто-напросто замерз. Началась самая настоящая битва, где замерзшему аккумулятору противостояло упорства крепкой, сжимающей ключ зажигания, руки здоровяка Точилы. Сидящие позади ему не мешали, ни один из них ни черта не разбирался в двигателях внутреннего сгорания, в аккумуляторах и вязкости масла, впрочем, как и в автомобилях в целом. Водительские права были только у Точилы, машина тоже была его – ему и заводить. Точило, чьей упертости пока не удавалось прошибить оборону умирающего аккумулятора, с каждым неудачным поворотом ключа начинал беситься и все громче рычать, называя всех очень нецензурной бранью. Очищенная от шелухи мата, мысль его сводилась к следующему – зачем он только согласился с таким планом, зачем он только прислушался к Брюквину и Максимилиану Громовержцу, зачем он только вообще сюда приехал. И вдруг «Комби» неожиданно для всех присутствующих будто бы просралась и, выдав из себя урчащий рев, завелась и даже смогла выкарабкаться из наметенного вокруг нее снежного буруна. Кое-как преодолевая глубокий снежный покров и идя против ветра, несчастная машинка, чьи дни должны были быть уже давно сочтены, несла в себе трех трясущихся на кочках мужчин, выпуская из выхлопной трубы черный жирный дым, вмиг разветриваемый бесследно порывами снежной пурги. Точило буквално вытаскавал свою «Комби» из снежного плена, ощущая себя почти конюхом, заставлющим старую большую лошадь тянуть тяжелые сани.
«Комби» более-менее благополучно выбралась на относительно незаметенный участок и свернула на автотрассу, но тут с заднего сидения подскочил молчавший до селе Максимилиан Громовержец и каким-то визгливым голосом велел Точиле повернуть в другую сторону, но не выезжать на заполненную автотранспортом дорогу. Конечно Точило послал бледного товарища куда подальше, но встретившись с Максимилианом Громовержцем взглядо через зеркальце заднего вида, проглотил вмиг образовавшийся в горле ком и завертел рулевое колесо от автодороги. Бедный автомобильчик, терзаемый неуемностью своего водителя с большой неохотой вгрязься колесами в снежную массу, медленно двигаясь куда-то в сторону и от главной дороги и от фабричной парковки.
– Ты чего-то увидел? – спросил сидящий рядом с Максимилианом Громовержец Женя Брюквин и, проследив за указующим перстом бледного компаньона, наткнулся взглядом на свежие еще не занесенные пургой следы протекторов. По ним-то и ехал Точило. Проехав около сотни метров и заехав в какие-то сугробы, величиной с двухэтажный дом (здесь очищающие от снега больдозеры собирали огромные снежные сугробы), они уткнулись в припаркованный автомобиль, от которого шли две пары свежих человеческих следов. Следы шли в сторону фабричной проходной, в ту самую сторону откуда они только что уехали. А черным автомобилем была «Мазда СХ7».
– Это они! – взревел Точило.
Но прежде чем выкрикнул это, он успел остановиться и заглушить мотор.
– Это они! – повторил Точило и яростно завертел ключом зажигания. Он матерился и колотил по рулевому колесу, он выскакивал на ветер, распахивал капот и подолгу возился с аккумулятором. Но второй раз чуда не происходило. На этот раз «ИЖ Комби», выпущенную в тот год, когда Точило в ясельной группе детского сада №10 проглотил кусок синего пластилина и впервые в жизни столкнулся с процедурой промывания желудка, категорически отказывалась заводиться. Ну просто наотрез! И никакая ругань на нее не влияла.
– Брось ее! – произнес Брюквин, вылезая из несчастного автомобильчика. – Оставь ее, зачем она теперь тебе нужна? Обратно мы поедем на этой! – и с этими словами он подошел к «Мазде» и постучал ее по колесу. – Бежим на проходную, они уже на фабрике!
– Как же мы их просмотрели? – досадовал Точило, в душе, естественно, радуясь будущему новому приобретению.
– Мы просто не знаем их в лицо.
07:51 – 07:52
Повернув за угол, Альбер и Соломонов вышли на парковку у проходной. Оксана на миг остановилась, заметив на полупустой стоянке старую заметенную снегом оранжевую машинку будто-бы из ее далекого детства. Она давно уже не видела такую модель и не помнла ее название. Кажется, разновидность четырестодвенадцатого «Москвича». А возле нее на открытом ветру мочился взрослый мужчина. В другое время она проигнорировала подобного рода транспорт и тем более мужчину, но сейчас ей показалось очень странным, что сделав свое мокрое дело, мужик распахнул дверцу своего ржавого корытца и сел за руль. В занесенном со всех сторон полугнилом автомобильчике теснились еще двое. Оксана сделала вывод, что трем дружкам-алконавтам негде похмелиться с утра и она поддалась на призыв Соломонова не торчать на одном месте, а шевелить задницей.
Пока Петя Эорнидян грелся в кочегарке начальник производства и главная бухгалтерша вошли в опустевшую проходную, самостоятельно кнопкой охранника открыли себе «вертушку» не используя собственные электронные ключи. Таким образом никто не сможет узнать, что они вдвоем проникли на территорию фабрики, ведь данных об их личных индивидуальных ключах не останется. Но прежде чем прошмыгнуть в цех, Соломонов открыл журнал охранника и посмотрел кто расписался о получении ключа от цеха.
– Кротова! – удивился Соломонов. – Какого хрена ей здесь надо, мать ее? Ведь ясно же было сказано – выходной для всех. Она, что глухая? Нет, Оксан, скажи – Кротова глухая? Я помню, что не замечал у нее на ухе слухового аппарата, следовательно, со слухом у нее должен быть порядок… Ты замечала у Кротовой слуховой аппарат, Оксан? Нет? Замечала или нет? Тогда почему она, мать ее, пришла?