Гиль-гуль
Шрифт:
д) Каждому человеку — высшее образование (и велосипед).
За реализацию этой программы (тоже в течение 3 лет) отвечает новый министр сельского хозяйства Тань Чжэнь-линь (в прошлом красный командир).
Остается добавить, что любые специалисты — и советские, и тем более буржуазные — тут были бы бессильны, но, как сказал в заключение тов. Мао, «человеческий разум постоянно одерживает триумфальные победы над прозаической действительностью. Скачок есть самый основной закон развития вещей и явлений, а эволюция — второстепенный закон!»
Глядя на ряды покосившихся глиняных уборных, он сознавал свой долг — воспользоваться одной из них, дабы не пропало драгоценное удобрение, которое так необходимо членам кооператива… но… лезть туда не хотелось, казалось, только тронь это
Интересно, если все время идти по этой дороге, можно прийти в Хэнань? Краны все равно задерживают… завтра скорее всего тоже будет простой. А на партактиве ставился вопрос о досрочной сдаче объекта… идиоты… да и пес с ними. Кстати, пес. Уже совсем скоро, восемнадцатого февраля… Год желтого пса, и она Пес. А он Кот, кот и есть…
Надо же какая рвань… Грязь и рвань, а мальчик почти раздет, дыры светятся. И ничего, уселись себе на земле, что-то едят… наверняка жареных крыс, все тут теперь едят крыс. Бр-р-р… Сколько же он прошел? Километров десять, не меньше… может, вернуться? Впереди опять какая-то деревня, о… у них там кумирня [31] кирпичная… Большая, что ли, деревня? Тогда может быть и закусочная, надо спросить. Ужасно хочется горячего чая…
31
Небольшое, обычно деревянное культовое помещение общего пользования, где размещаются изображения различных божеств и духов.
Так… кумирня ничего себе, или это храм предков? Не важно… Как будто вымерли тут все, где люди? Мда, глухо, как в танке, все двери закрыты… окон вообще нет, да уж… та еще деревенька… похоже ни черта тут… ага, вон дверь приоткрыта, узнать на всякий случай… о, черт, вонь какая страшная… что это? Похоже на морг… полки какие-то. Глаза ему разъедал едкий дым, в носу защипало. На низких полках виднелись лежащие тела, у некоторых… во рту какие-то длинные трубки… курят? Какие-то светильнички… непонятно… Он подошел ближе и увидел, что на лампадке шипит и потрескивает маленький белый шарик… надетый на проволоку… вдруг чья-то рука, вынырнув из темноты, потянула за проволочку. Он вздрогнул — мутные, как у рыбы, навыкате глаза, со вздутыми красными мешками… они смотрели прямо на него. Опиум?! Ну конечно же, опиум, Сян-цзэ говорила, что в некоторых деревнях… Все так же глядя на него, сквозь него, курильщик отложил трубку, растянулся на лежанке, сунул под шею валик и недвижно застыл, устремив вверх остекленелые глаза…
Ха! Они уже знают, что скоро у них тут будет аэропорт? А вместо мерзких крыс — изысканные мозги обезьяны… Так и будут летать… из Шаши в Хуанши, из Дачао в какой-нибудь… Даюй. В шелках, отороченных мехом… Полетят, аки птицы небесные… О, вроде потеплело!
Солдату-у-ушки, бравы ребяту-у-у-шки, Где же ваши деды? Наши де-е-еды — славные побе-е-еды, Вот где наши де-е-еды!!А! Потом еще придумают такие крылья, чтоб каждый сам по себе летал куда хочет… будут так разбегаться… Кстати. Он же сегодня во сне все разбегался, разбегался и никак не взлетал. Ну да, утром он проспал партактив, одевался как сумасшедший… а сон-то был про птичку! Вот это да, чуть не забыл… такой сон необычный. Как будто он сидит на вершине высоченной горы в довольно просторной клетке… да, там внутри даже можно было летать… и такая вокруг красота неописуемая… внизу на холмах раскинулся город, весь из белого камня, с золотыми куполами… реки в нем такие извилистые, озера, все искрится… и море виднеется вдали… А по холму бродит какой-то старик, сам загорелый, прямо черный, в длинной белой одежде… и еще в тюрбане… и якобы этот старик… да, точно! Старик сыплет ему в клетку зернышки и просит: защити меня, пожалуйста, ты должен тут остаться и меня охранять… не пойми от кого… и опять закрывает клетку. А как же защищать, сидя в клетке? И вообще, нельзя ему тут сидеть, он же человек, он должен объяснить это людям… А старик засмеялся и говорит: ну давай, попробуй улететь… И вот он
Старшая медсестра Шарон обладала редким даром усыплять собеседника. Или сначала гипнотизировать, а потом усыплять… Ее неподвижные черные глаза с опущенными под коровьим углом ресницами, убаюкивающий носовой тембр тихого голоса, неизменный рефрен «ну вот…» почти после каждой фразы… пять минут — и ее круглое белокожее личико начинало терять очертания в слипающихся глазах собеседника, особенно если один на один… Если Шарон делала доклад на утренней линейке, то клевал носом даже бодряк Гарти, его заместитель Пик придумал щипать себя за щиколотку, а весь остальной персонал (за редким исключением) беззастенчиво посапывал… Хана чувствовала, что еще пару минут, и уже не будет сил бороться со сном… а ведь только восемь вечера, вся ночь впереди…
— …ну вот, ты же знаешь Мирьям, да? Ну, из хирургии, толстую такую, с ежиком? Ну вот… Она, оказывается, христианка, ты представляешь? Я ей говорю: покажи украшение, — и за цепочку так потянула, шутя, ну вот… а у нее там крест, так неудобно получилось, ну вот… Ужасно неудобно. А она так растерялась, бедная, вообще кошмар, вся покраснела, я говорю извини, я же не знала… так лучше бы я этого не говорила, а то она еще больше обиделась, ну вот… теперь мне понятно, почему она так рвется в эту больницу в Иерусалиме, как ее… Асаф Ха Рофе… А, нет… это, кажется, в Тель-Авиве… ну не важно, просто она хочет жить в Иерусалиме, ну вот…
— А-а-а-а-а… Слушай, Шарон, извини, совсем забыла, я Дине один телефон обещала… Так что я сбегаю в приемник, заодно узнаю, как там у них…
— Так набери ее…
— Да нет, надо размяться, а то глаза уже слипаются…
Нигде не взбодришься лучше, чем в приемнике, это точно… Дина говорит, что вой сирен ей по ночам уже снится… вот она и не поправляется, потому что вся на нервах. А эти безумные родственники, не говоря уже о больных… ужас. Все же Хана надеялась, что ей удастся немного посплетничать с подругой, ну, может не сейчас, но ночью уж точно… Несмотря на свою вопиющую стервозность, Дина действовала на нее умиротворяющее. Вот странно, Дину терпеть не могут в отделении, из-за ее шуточек… издерганная, резкая, как засмеется — мороз по коже… но только с ней Хана находит общий язык… Почему так бывает? Вот к Шарон относятся хорошо… хотя чего, собственно? Шарон добрая, всем помогает… просто она нудная туповатая клуша… Хана достала из кармана зеркальце, в который раз оглядела свою новую прическу. Вчера она наконец решилась. Следуя настоятельным советам Дины, состригла пышную рыжую гриву, выпрямила и покрасила волосы, став жгучей геометрической брюнеткой. Нельзя сказать, что Хана Фирбер не боролась за свою любовь… но, похоже, ее шансы с каждым днем таяли. Та ночь, вернее, те десять минут… все испортили. Взгляд доктора Шама не задерживался больше на ее лице больше доли секунды… «Привет!» — и пробежал мимо. Конечно, они общаются по работе, но не так как раньше… никаких анекдотов в курилке, мимолетных прикосновений… Ничего. И еще седьмая палата… надо признать, что причина в этом… черт, ей же надо сделать массаж этой Веллер…
— Привет, док, как дела?
— А, привет, Хана… херово дела, весьма-весьма херово…
До нее не сразу дошло, что измочаленный Гиль вышел из «шоковой»… значит, неудачная реанимация, кому-то не повезло… Вот на него уже набросились девицы… одна рыдает… да, весело тут у них… Хотя сегодня еще более-менее, из двадцати коек занято меньше половины, все вроде спят… Где же Дина… Ни фига себе! Цилю везут. Этого еще не хватало… Оглашая пространство хлюпающими стонами, в приемный покой въезжала огромная Циля Вайс, «ночной кошмар» терапевтического отделения… Ее страдальческое лицо контрастировало с беззаботным видом санитаров, старшая сестра Дина шла позади каталки, весело болтая с одним из парамедиков…
— О, привет, Хана! Слышь, док! Твою девочку привезли, иди скорее ее поцелуй…
Молодой дежурант Товий затравленно втянул голову в плечи. Именно он пару лет назад на своем первом дежурстве припаял сумасшедшей старухе диагноз «стенокардия», после чего она и стала качать права… И все. Если раньше ей давали кислород и отправляли домой, то теперь она имела полное право пару дней понежиться в отделении…
— Совсем обнаглела, мы же ее на той неделе только выписали…
Циля продолжала представление уже на койке: закатывала глаза, прерывисто дышала, а в перерывах шпарила наизусть симптомы ишемии миокарда. Смущенный док Товий уже подключал ее к кардиомонитору, Ашер готовился вколоть успокоительное… Припаять сердечный диагноз легко, а снять невозможно.