Гильотина для госпитальера
Шрифт:
— Я узнал тебя, воин… Торопись, у тебя мало времени-Уже снята вторая печать… Через три дня ты умрёшь… Возьми меч… В моём жилище… Иначе умрёшь, С… Сергей.
Он поднял руку, то ли пытаясь указать на что-то, то ли желая вцепиться в меня скрюченными пальцами, но силы оставили его, и он сполз на пол. Не упал, а именно сполз, будто из него выдернули скелет, и он теперь растекался бесформенной массой по полу. Тьфу, ну и ассоциации…
— Отрубился, мать его! — Володька вскочил, нагнулся над убийцей, провёл рукой над ртом, пощупал пульс на шее. — Живёхонек… Во артист!
— Артист, — кивнул я.
Что-то в словах бродяги было такое, что продирало холодным ветром. Отчего верилось
— Не знаю, что и сказать, — пожал плечами врач, когда бродягу на носилках заталкивали в «скорую», приткнувшуюся во дворе УВД. — На припадок, каталепсию, реактивное состояние не похоже. Пульс, мышечные реакции в норме. Но мозг не работает. Будто от сети отключили… Кто он хоть?
— Не знаю, — пожал плечами Володька. — Но завтра он будет самым известным человеком в городе.
Он прав. Шум завтра пойдёт на всю Россию. Только что мои оперативники установили личность погибшего. В монастыре в десяти километрах от города пропал монах Иоанн. Можно представить, как вцепятся в эту новость стервятникижурналисты. И это после ряда громких убийств священнослужителей в разных концах страны. Ох, беда…
— Чтоб глаз не спускали, — проинструктировал я старшину и сержанта. — Вы бы видели, что он с монахом сотворил. Ножом раздробил кости. Медик сказал, что сила для этого нужна чудовищная… Так вот, как врачи его откачают, пристегнуть наручником к кровати. Пусть потом кто угодно кричит о нарушении прав личности. Мой приказ. Ясно?
— Так точно, — поморщился сержант, которого не вдохновляла перспектива провести ночь в одной комнате с маньяком…
Когда всё утихло, и мы остались одни, стрелки часов подползали к половине пятого. Володька сидел в кресле, дымя трубкой. Трубка — это, как сейчас говорят, часть его имиджа. Тоже мне Шерлок Холмс.
Я стоял у окна. Внизу ветер кружил над асфальтом мусор и обрывки газет. Маленький смерч, будто живой, полз по тротуару. Занималась заря. Здание УВД располагалось на возвышенности, с четвёртого этажа открывался вид почти на весь город — на его неровный, изломанный островерхими крышами, заводскими трубами, покосившимися колокольнями и иглой телебашни силуэт.
Я ненавидел этот город. Я ощущал в нём врага. Мне всегда казалось, что он наполнен чёрной зловещей энергией, но никогда я ещё не чувствовал её с такой силой, как сейчас. Я ненавидел город всей душой, поскольку за его зевотными монотонными буднями, за тягучей провинциальной скукой можно было различить его звериный оскал, ибо в нём жило мутное, мощное ЗЛО. Кому, как не мне, начальнику уголовного розыска, это знать.
Город из года в год занимал первое место в регионе по насильственной преступности. Специалисты пытались изучать причины (а какие тут причины — город как город), власть предержащие снимали стружку с правоохранительных органов — и всё без каких бы то ни было результатов. Ничего не помогало. Ладно, если бы расцвела организованная преступность, заправляли здесь бы мафиозные кланы — так ничего подобного. Преступления всё больше бытового характера, обычная житейская гнусь. Муж отрезал голову жене и застрелил из зарегистрированного охотничьего ружья «ИЖ» своих двоих маленьких детей… Хронический алкоголик полил сожительницу спиртом «Рояль» и поджёг… Двое двенадцатилетних мальчишек из анатомического интереса придушили одноклассницу. И далее в том же духе. Без серьёзной причины, по дури, по пьяни да от тоски творились воистину жуткие действа. Иногда у меня возникало ощущение,
А иногда мне начинало казаться, что я остался один на один с городом, помощи ждать неоткуда, и остаётся надеяться только на себя в той смертельной схватке, в которую я рано или поздно вступлю с ним. С ностальгией вспоминался мне сельский райотдел, начальником которого я работал всего каких-то три года назад. Народ там больше дрался не по злобе и ненависти, а чтобы интересно провести время, убивали друг друга редко, крали в основном свиней и фермерский инвентарь. Здесь всё по-иному.
Город не уставал наносить мне удары. Именно здесь от меня ушла жена, с которой я прожил десять лет. Здесь в меня стреляли из обрезов, тыкали ножами. Здесь двое подонков, уложивших насмерть солдата из войсковой части и завладевшие его автоматом, убили моего заместителя и друга Сашу Лагутина, а потом я при задержании расстрелял их как бешеных собак из АКМа… Да мало ли что было. Этот город — мой крест, и ношу сию мне не переложить ни на чьи плечи…
— Интересно, откуда он всё-таки взялся? — прервал мои размышления Володька.
— А кто его знает.
— Надо устанавливать его личность и связи. Представь заголовки: «Ритуальное убийство», «Прокуратура не хочет видеть истинных виновников трагедии».
— Я уже думал об этом. Вряд ли с установлением личности возникнут трудности. Наверняка он судимый, так что по дактилокарте Главный информационный центр нам раскладку даст.
Но ждать ответа из ГИЦа МВД не пришлось. Утром в мой кабинет зашёл старший опер из отдела по раскрытию особо тяжких преступлений и заявил, что прекрасно знает бродягу.
— Я ещё в райотделе работал, — сказал оперативник. — Полгода назад его в дежурку привели. Бомж. Поссорился на улице с каким-то грибом-боровиком, кажется, доцентом из политеха. Хотели дело по хулиганству возбуждать. Потом прикинули — больше чем на пятнадцать суток история не тянет. Отправили его в приют для бомжей. И нате — объявился.
— Бери дежурную машину, двигай в райотдел и бич-приёмник за документами, — велел я.
Вскоре передо мной лежала тоненькая папка с материалами. Фотографии — в фас, в профиль, протоколы задержания, объяснения, справки о судимости, из милиции по месту прописки. Я взял фото. Впалые щёки, гладкое, рыбье, какое-то обтекаемое лицо… И тот же цепкий взор человека, привыкшего замечать всё вокруг и видеть людей насквозь. Ничего общего с обычными равнодушно-рассеянными взорами бродяг, которых гонит злой ветер по просторам Руси-матушки.
«Ян Георгиевич Кунаков, 1951 года рождения, уроженец и житель города Калинина, образование среднее, не судим, временно не работает».
«21 января в 19.40 гражданин, назвавшийся Кулаковым Я. Г., приставал на улице Энгельса около дома 47 к гражданину Сотнику Г. И., доценту политехнического института. Был задержан подоспевшими гражданами и патрульным нарядом милиции в составе младшего сержанта милиции А. С. Павлова и Н. И. Смольяненко…» «В возбуждении уголовного дела по хулиганству отказать за отсутствием состава преступления».
«Я. Г. Кунаков был направлен в приют для лиц, ведущих скитальческий образ жизни. Выбыл оттуда 22 февраля…» — Надо переговорить с этим доцентом, — сказал Володька, бегло ознакомившись с документами. — Возможно, он знает что-то об этом типе.
— Сделаем…
На кафедре общественных наук политеха меня по телефону уведомили, что Григорий Иннокентьевич после первой пары отправился работать домой.
— Ну что, поехали к нему? — спросил я, без особой охоты поднимаясь со своего начальственного мягкого кресла.