Гильотина для госпитальера
Шрифт:
Ботинок утонул в луже. Я запыхался. Споткнулся пару раз, карабкаясь по склону. Колючие кусты цеплялись за куртку и брюки. Быстрее!
Я вывалился из кустов, до крови расцарапав колючками руку. Поздно!
«Бульник» был от меня метрах в двадцати.
— Стой! — заорал я.
Как медленно я двигаюсь. И как мне не хватает времени. На бегу я выхватываю «Стечкина». Снять с предохранителя, передёрнуть затвор… Драгоценные секунды уходят. Хорошо, что он медлит. Он стоит перед «булъником», спиной ко мне. Я вижу его ясно. Он освещён луной. Кажется, сама его фигура соткана из её лучей и излучает жёлтый свет. Сквозь вой ветра доносятся каркающие
— Остановись! — кричу я.
…и начинает стремительное движение вниз. Я стреляю навскидку. И попадаю. Удар пули в плечо отбрасывает его. Но нож всё равно достигает цели… Почти достигает.
Удар ножа был направлен в горло распростёртого на «бульнике» ребёнка. Однако лезвие лишь пропороло руку. От грохота выстрела и от боли мальчишка очнулся, вскрикнул:
— Мам-ма!
Он скатился на землю. Человек с ножом попытался схватить его, но мальчишка выскользнул и бросился во тьму. Я выстрелил ещё пару раз — промахнулся. Только после этого он повернулся ко мне. У меня перехватило дыхание. Я не мог больше нажать на спусковой крючок.
— Ты опоздал! Кровь пролилась и печать сломана. Вход открыт!
Он сделал круговое движение рукой, и смерч, преследовавший меня три дня, налетел с яростью взбесившейся собаки. Он крутил, ломал меня, продирал насквозь. Он высасывал мою жизнь. Пальцы разжались, и «Стечкин» упал на землю.
— Ты мёртв! — крикнул человек.
Я узнал его. Это было непросто — настолько он изменился. Сейчас это был не гриб-боровик с мягкой старомодной речью. Он сбросил все лишние годы, движения его наполнились лёгкостью и быстротой. От него исходила мощь.
— Сбылось! — прогремел его голос.
Он поднял нож и ударил рукояткой по камню. «Бульника» — достопримечательности города — не стало. На его месте колыхалась лоскутная склизкая чернота. Мой враг сделал шаг, и чернота начала поглощать, растворять его в себе. Было в этом что-то донельзя омерзительное.
Он свершил это. И я не мог остановить его. Что делать? Шагнуть следом — в колышущуюся тьму? От одной этой мысли не хотелось жить. Но дело даже не в отвращении. Я не мог ничего сделать. Я был пленником смерча, высасывающего из меня последние частички жизненной энергии. С каждой секундой моя сила перетекала в него.
И тут в умирающем мозгу мелькнула догадка. С огромным напряжением — казалось, мышцы лопнут — моя рука доползла до внутреннего кармана. Пальцы сжали сувенирный серебряный меч. От камня его рукоятки шла освободительная сила.
Смерч отступал. Рывками. Не желая упускать добычу. Он так сдавил меня, что, казалось, меня шарахнуло несущимся на всех парах железнодорожным экспрессом… Сколько прошло секунд или веков? Смерч отпустил меня окончательно. Он ушёл.
Я ринулся вперёд. Навстречу чёрному сгустку. Ветер два раза едва не сшиб меня с ног. Дышать было почти невозможно. Остался последний шаг. И я сделал его… Последующие события я помню лишь урывками. Я летел куда-то, вращаясь в дикой круговерти. Я был там, где мой опыт, мои представления о мире стоили немного. Мне нужна была не сила мышц, но воли. Меня несло куда-то мутным течением. Что окружало меня — не описать никакими словами.
Мне нужен был ОН — мой враг. И я настиг его, тоже влекомого мутным потоком. Я чувствовал, что он не просто отдаётся потоку, но пытается овладеть им. С каждой секундой он приближался к этой цели.
Мы летели в чернильном тоннеле. В конце его маячил фиолетовый,
А потом мы схлестнулись с моим противником.
— Дурак, ты не захотел лёгкой смерти, — прохрипел он, звук его голоса отдавался где-то внутри меня, наполняя болью каждую частичку моего существа. — Уходи! Ты ещё можешь уйти и получить в награду лёгкую смерть.
Я знал, что предложение щедрое и заманчивое. Я мог ещё отступить, уйти, умереть — это было верхом того, что может пожелать человек в моём положении. Перед этим ничто все богатства и соблазны мира. Уйти от мертвенного, налитого желтизной света.
Но я не ушёл. Я держал противника за стальную, несгибаемую руку с ножом. Но моя рука тоже была стальная. Нас несло вперёд.
— Отпусти!!! — в отчаянии хрипел он, вырываясь.
Но постепенно я слабел. Он побеждал меня. Я не мог противиться ему. Ещё немного, и он выбросит меня в привычный мне мир. Пусть мою безжизненную оболочку, но для меня это подарок. Я не останусь здесь. Но тогда он победит…
В порыве последних сил я кинулся с ним в самое пекло. Я повлёк его к кошмару света.
— Не смей! Ты не знаешь, что это! — возопил он. В этом крике была взрывная волна необъятного ужаса.
Я знал, что хуже нашей цели, к которой мы неслись, не может быть ничего. Любая пытка меркнет перед тем, что ждёт нас там. Но это был единственный шанс ЗАКРЫТЬ ДВЕРЬ — так подсказывало мне пришедшее в тот миг откуда-то со стороны, вспышкой озарившее мозг ЗНАНИЕ. Мы ворвались в океан света. В миг на меня обрушилась вся ненависть, вся боль, все страхи, когда-либо существовавшие в мире. И даже те, которые ещё не существовали. Кратчайшее мгновение растянулось для меня на века. А потом нахлынула тьма.
Первое, что я увидел белый потолок. Скосив глаза, я ухватил взором капельницу надо мной, оранжевый шланг, иглу в вене. Кажется, живой.
Я медленно приходил в себя. Встал с постели через пять дней. История моей болезни пестрела такими словами, как «стресс», «психологическая травма» — и далее в том же духе. Тот самый детина — завреанимацией — сказал, что всё это ничего не стоящая словесная муть. Если честно, он вообще не может поставить никакого диагноза. Ни видимых телесных повреждений, ни следов облучения, ни типичной симптоматики стресса — ничего, что могло бы уложить человека в больничную койку.
Нашли меня утром пацаны, игравшие в чеченскую войну около «бульника». Я лежал, впившись пальцами в руку моего врага, в которой был зажат окровавленный нож. Враг был мёртв. У него остановилось сердце. Метрах в десяти от камня, тоже без сознания, лежал десятилетний Витя Сергеев. Доставили его в реанимацию примерно с тем же диагнозом, что и меня, плюс колото-резаная рана руки. За пару дней до описываемых событий Витя сбежал из дома от алкашей-родителей, забывшихся в крутом запое, и бесцельно слонялся по городу. Он вспомнил (хотя в его памяти были большие провалы), как встретил вечером старичка, тот отвёл его к себе домой, напоил ароматным прекрасным чаем. Ещё помнит его бездонные, безжалостные глаза — их взор завораживал, лишал воли. Очнулся мальчишка на «бульнике» от боли в плече и грохота выстрела, увидел над собой человека с ножом, сумел вывернуться, отбежал на некоторое расстояние, после чего потерял сознание.