Гильотина для госпитальера
Шрифт:
Перед аризонцами все расступались — похоже, их наряды производили впечатление. Лиц священного сана здесь не то, чтобы уважали, но боялись — это факт. И аризонцев это вполне устраивало.
Бригадой маляров руководил низенький носатый седоволосый француз с острой бородкой, богато одетый. На его груди сверкал золотой знак. Что было изображено на знаке, Динозавру удалось рассмотреть чуть позже, когда он и его спутница подошли поближе.
— Это, несомненно, местный бонза, — сказала Пенелопа, кивая на седоволосого. — Видишь, у него на груди знак бургомистра.
— Почему
— Догадаться не трудно. На знаке изображён герб города — лев в короне, стоящий на задних лапах.
Тем временем маляр провёл ещё раз краской по надписи и зычно выругался, когда она снова стала выступать прямо на глазах.
— Чтоб вам пусто было! — чуть не подпрыгнул на месте бургомистр, вырывая кисть на длинной палке из рук маляра. — Ну разве так красят?! Так красила моя бабка свои щёки румянами, когда ей исполнилось девяносто лет! Мужчины красят вот так! — он нажал на кисть. — Вот так! — он зачерпнул побольше краски и надавил на стену. — Вот так красят Монеяки!
Он работал минуты три под сдержанные смешки публики, перепачкав свой богатый камзол. Гордый своей работой, отставил кисть и встал перед стеной… Надпись стала проявляться снова.
— Поганые жабоеды! Смола им кипящая в рот! Чтоб их отымел собственный конь!
Бургомистр сыпал ругательствами минуты три, когда выдохся, протянул маляру кисть и воскликнул:
— Лучше три, Жак! Лучше, иначе я отправлю тебя чистить городскую конюшню! А её чистили, ещё когда ты сидел на горшке!
На маляра угроза произвела впечатление, и он начал усердно тереть щёткой стену, ему помогал его напарник. Публика продолжала веселиться.
— Эй, граждане! Вы чего глазеете на святотатство?! — раскричался бургомистр на толпу зевак. — Здесь нельзя стоять! Вон отсюда! Или вы соскучились по обществу инквизиторов?!
Толпа с неохотой начала рассасываться. Инквизиция — это слово было здесь волшебным.
— Гражданин, приветствую тебя у стен твоего славного города! — произнёс Динозавр, подойдя поближе к местному сановнику.
— Вы кто такие? — опасливо покосившись на монаха и его спутницу, спросил бургомистр.
— Мы странствующие монахи.
— Что, неохваченные?
— Почему же? Церковь Благотворного электричества.
— А, — с уважением произнёс бургомистр. — Ходят слухи, что электричество заменит гильотину.
— Не более, чем слухи, — возмущённо воскликнула Пенелопа. — Кто заменит великое изобретение? Гильотина — это не орудие казни, а символ республики!
На миг бургомистр досадливо поморщился, но тут же овладел собой, положил Пенелопе руку на плечо с наигранным воодушевлением воскликнул:
— Это и мои слова, гражданка!
— Чем это, позволь узнать, занимаются твои люди? — спросил Динозавр.
— Проклятые еретики совсем обнаглели, — пожаловался бургомистр. — Они пишут непристойные надписи и вносят разлад в умы Граждан. И краски у них с каждым разом всё лучше и лучше. Где они их только, нечестивцы, достают?
— Еретиков надо лечить, — важно кивнул Динозавр. — Нет лучше
— Так лечим… И откуда они только сваливаются на мою бедную голову?
Динозавр подошёл к надписи, пальцем соскрёб слой краски на ней. Соскрёб и краску надписи. Попробовал её на язык. Так и есть — надпись была исполнена сложным полимерным красителем. Чтобы произвести его, нужно иметь достаточно высокий уровень технологии. Похоже, еретики были не так просты.
— Ты говоришь, их всё больше и больше? — произнёс Динозавр.
— Да. Как мух в жаркий день у выгребной ямы, — вздохнул бургомистр.
— Но где-то должно быть их змеиное гнездо.
— Должно. Инквизиторы ищут его давно. Но еретики неуловимы. Они хитры и коварны. Они безжалостны Они… — бургомистр мог распинаться ещё долго, хотя, судя по наигранному пафосу, сам не слишком верил в свои слова, но очень хотел, чтобы в них поверили гости.
— Мы найдём в вашем городе, столь подверженном еретическим настроениям, приют? — осведомился Динозавр. Бургомистр проглотил комок.
— Но… — бургомистр прокашлялся. — У вас сложилось превратное представление о нашем городе. Если вы согласитесь погостить в моём доме несколько дней, я постараюсь вас убедить в обратном.
— Постарайся, гражданин, — с угрозой произнесла Пенелопа, наслаждаясь страхом, который бледным огнём заметался в глазах собеседника…
Тюремщик был пьяный и благодушный. Он не испытывал к Сомову никакой неприязни.
— Не хочешь? — удивился он, глядя, как пленник отодвинул от себя большую плетёную бутылку с вином. — Это тебе полагается, как последняя милость.
Тюремщик взял бутылку, подержал её, со вздохом выдернул пробку и сделал богатырский глоток.
— И еда тоже полагается, — он кивнул на корзинку с курицей, яйцами, помидорами и солонкой с солью.
Посмотрев на выражение лица пленника, он недоумённо спросил:
— Что, тоже не хочешь? Может ты и прав, — он одним махом обглодал ножку. — Я думаю, что тебе оно там не понадобится…
— Где там? — спросил госпитальер.
— На том свете. Хотя его и нет… Но мы так говорим, понимаешь. Тюремщик-то может сказать такое, за что другим вырвут язык. Потому что он тюремщик. Лицо важное. Гражданин с большой буквы!
Ещё несколько глотков привели тюремщика в совершенно благостное состояние.
— Это какое-то безумие, — вздохнул Сомов.
— А вот это ты зря… Чего, и яйца не будешь? Ну тогда я сам, — он двумя движениями очистил яйцо и проглотил его. — Ты прав. Оно лучше на пустой желудок.
Госпитальер со злостью вырвал бутылку и сам сделал глоток. Вино было противно-кислым.
Тюремщик пожал плечами, прошёлся по камере. Критически осмотрел пленника, с сожалением покачал головой.
— Да и вообще — соберись. Раскис ты как-то. Подумай, на казни будет много людей. В том числе женщины и дети. На тебя будут смотреть все. А ты такой раскисший. Имей совесть.