Гимгилимыада – 1: Добро пожаловать на Яппу
Шрифт:
От криков и шума набежала прислуга и постояльцы. Вестибюль ярко осветился дюжиной фонарей. В первых рядах явился Верум и первым бросился разнимать дерущихся. Ему помогли. Муслины удерживали противника Улита, пока Верум оттаскивал самого Улита, так и норовящего лягнуть напоследок хама в резиновых тапках.
Верум силком усадил сына известного писателя на диван. Улит тяжело дышал, по подбородку размазалась кровь, сочившаяся из разбитой губы, щёки раскраснелись, а правое расцарапанное плечо оголилось – разодралась сорочка. Всё это придавало Улиту сходство с образом гладиатора, оставшегося единственным выжившим в схватке тридцати воинов, десяти бронированных крокодилов, пяти медведей с балалайками, тигра с ядовитыми зубами и полсотни гигантских крыс, ничем особым не вооружённых. Подошёл Чикфанил, неизвестно где до этого прятавшийся.
– Неловко вышло, – промямлил старец и печально иэхнул.
– Да уж, неловко, – саркастически усмехнулся проходящий мимо муслин в резиновых тапках, дёргая болтавшийся рукав пижамы. Коротко треснув, рукав оторвался, и муслин брезгливо отшвырнул его. – Явился на наши земли, занимает гостеквартиры в наших сонодомах, и музыка болот ему не нравится! Мой любимый инструментал из ночных, а ему не нравится. А сам белый, как высохшее дерьмо! Га-га-га!
Муслин, гогоча, скрылся в умывальне.
Верум удержал вскочившего Улита.
– Ты устроил скандал? – спросил он.
Уборщица подмела осколки, вытерла масляное пятно и вместе с поваром подняла конторку. Решив, что инцидент исчерпан, все расходились. Кто-то из постояльцев подал Улиту трость, кто-то пару смоченных в воде салфеток.
– Спасибо, – сказал Верум.
А Улит схватил трость и ткнул ею в Чикфанила.
– Это старый хрен разбудил меня своими завываниями и взвизгами!
– Тише, успокойся, – сказал Верум. – Чикфанил, вы завывали и взвизгивали?
Чикфанил не успел ответить, потому что Улит соскочил с дивана, увернувшись от рук Верума, и бросился к стоящему в углу струнно-духовому инструменту.
– Вот! – крикнул он. – Вот этим он визжал! Я будил тебя, а ты не проснулся!
– Улит, чёрт бы тебя побрал, перестань истерить!
Улит вернулся на диван.
– Чикфанил, можете объяснить, что случилось?
– Я играл ночную музыку болот, – принялся рассказывать Чикфанил.
– Что за ночная музыка болот?
– Старинные народные мелодии – напоминания о былом. Когда мне не спится, а мне часто не спится, я исполняю музыку болот для постояльцев, чтобы им спалось крепче. Пришёл важный Улит, принялся кричать и отобрал смычок. Он явно был чем-то недоволен, но чем, понять не могу. На крики спустился один из постояльцев, Уддок Док. Он что-то сказал, и они начали драться.
– А Уддок Док, что он хотел?
– В морду, – буркнул Улит. – Он меня уродом назвал и хотел выставить на улицу.
– А может ты и вел себя как урод?
– Я не вёл себя как урод, я хотел спать, а старый маразматик пиликал на этой железке!
– Не было пиликания, – поспешил заверить Чикфанил. – Я играл ночную музыку болот. Ничего приятнее и полезнее для сна не бывает. Это каждому муслину известно.
Улит открыл было рот, но Верум показал ему кулак.
– Улит, иди спать, нам завтра ещё библиотеку искать.
Улит, продолжая ворчать, поднялся в гостеквартиру.
Подождав, когда скроется свет фонаря, Верум сказал:
– Чикфанил, я прошу прощения за бурное поведение моего друга. Это какое-то недоразумение.
– Ничего, ничего, – пробормотал старик. – Сегодня уж играть не буду.
– Не недоразумение, – поправил Уддок, выходя из умывальни. В руке он держал свою спальную сеточку, а волосы обмотал полотенцем на манер тюрбана. – Типичное поведение землянина, явившегося в наши земли и думающего, что ему всё дозволено только из-за того, что его цивилизация более развита, чем наша. Если бы я знал, что в этом доме живут земляне, я бы объехал грязный городишко и переночевал на ферме.
– Если Улит вас чем-то оскорбил… – не совсем удачно начал Верум.
– Оскорбил? – Уддок издевательски расхохотался. – Он вывалял… уронил меня на грязный пол. Перебудил весь сонодом, а мне пришлось принимать душ посреди ночи.
– Предлагаю подождать до утра.
– А что утро? – искренне удивился Уддок. – Утром я собираю вещи и уезжаю. Засим всё, инопланетное ничтожество!
Уддок с гордо поднятой головой поднялся по лестнице, скрипя мокрыми тапками из резины. Верум понадеялся, что Улит, затушив фонарь, не устроил засаду с табуреткой в руках где-нибудь в темноте.
– Кто этот Уддок? – спросил Верум хозяина гостиницы.
– Он приехал десятину назад, – сказал Чикфанил. – Говорит, что хочет присмотреть землю. Он востоковец. А востоковцы, – тут хозяин гостиницы понизил голос, – недолюбливают землян. Говорят…
– Что? – подбодрил старика Верум. – Почему востоковцы недолюбливают нас?
– Боюсь, – промямлил старик, – это может вас оскорбить. Я бы не хотел ссориться с такими важными особами, как вы.
– Мы не важные особы, – поправил Верум, – просто Улит мастак в головологии, любит пускать пыль в глаза. Я не обижусь, говорите.
– Но только между нами. – Чикфанил быстро зашептал: – На Востоке Материка вы, как бы сказать, не очень-то и популярны. Вам там совсем нет веры. Востоковцы думают, что вы хотите обмануть всех муслинов и поработить нас.
– Спасибо за разъяснения, – кивнул Верум. – Надеюсь, утром всё наладится.
Он вернулся в номер. Улит лежал в постели, будто и не покидал её.
– Утром извинись перед муслином, с которым вы сцепились, как два уличных кота, – сказал Верум. – Помнишь слова начальника космопорта о востоковцах? Этот тип как раз с Востока. Может шум поднять, своим министрам пожаловаться, или кто там у них. А если в нашем посольстве узнают о твоей выходке, то возьмут под арест и вышлют с Яппы. Что отцу скажешь?
Сын известного писателя хранил молчание.
Утром Верум, спросив у Чикфанила номер комнаты Уддока, постучался к востоковцу. Уддок крикнул, что кто бы там ни был, может убираться, так как он, Уддок, занят тем, что собирает вещи и намеревается покинуть насквозь провонявший землянами сонодом.
Поняв, что разговаривать бессмысленно, Верум присоединился к Улиту, который умывался в душевой на первом этаже.
– Я поднимался к тому типу, – сказал Верум, намыливая подбородок, – он собирает вещи. Боюсь, нажалуется властям, и у нас могут быть неприятности, в том числе и у тебя с отцом. Ты бы поднялся к нему и извинился.