Гимгилимыада – 2: С надеждой на возвращение

Белокрыльцев Сергей Валериевич

– С тобой? – настороженно переспросил Улит.

И тут до него дошло, какие формы подразумевает девушка. Забывшись и, по своему обыкновению, покраснев, он резко и неловко махнул рукой, словно был куклой, управляемой издерганным жизнью кукловодом, и плесканул чаем прямо на грудь Шафтит. Смоченный лиф платья потемнел.

Шафтит коротко взвизгнула и птицей вспорхнула с дивана, кончиками пальцев оттянув за край промокший насквозь лиф ровно настолько, чтобы горячая жидкость не добралась до кожи. Улит, взяв ноты повыше, завопил ещё пронзительнее, и вскочил с дивана вслед за муслинкой. Руководствуясь искренним желанием помочь девушке, ошалевший от результата своей же неловкости и мало что соображающий землянин схватился за белый кант лифа и потянул на себя, обнажив изумрудные груди муслинки едва ли не полностью. Теперь их скрывал только тёмно-синий бюстгальтер, который, впрочем, не сильно этого и хотел. На несколько мгновений землянин застыл и вперился в представшую его взору картину. Осознав и осмыслив увиденное, Улит сделался идеально пунцовым.

Бросив на застывшего землянина недовольный взгляд, Шафтит выдернула край платья из скрюченных пальцев Улита и быстрым шагом ушла в ванную, закрыв за собой дверь.

Некоторое время Улит таращился на одного из двурогих мясоходов. Толстые коричневые свечи равнодушно горели и распространяли аромат хвои. Теперь и свечи, и запах казались самыми обычными и ничем не примечательными. Улиту было не до них. «После такого она точно подумает, что я свинья! – скакали мысли в его голове. – А я испугался, что она ошпарится. Хотел помочь, а тут такое… красивые, притягательные, мягкие, даже дыхание спёрло.» В низу живота Улита заметно повысилась температура, и приятное тепло разлилось по его нутру. И тепло это каким-то образом придавало решимости, которой Улиту так не хватало в общении с дамами. Вдобавок ко всему, Улит вспомнил несколько фильмов, в которых женщины во время ссор убегали в ванную и плакали. Ему стало невыносимо стыдно при одной только мысли о расстроенной и плачущей по его вине Шафтит. Но не время пускать сопли. В конце концов, он представитель благородной семьи Тутли, владелец всемирно известного ЭКЛИ, ценитель современного искусства и просто джентльмен. И как написал отец, лучше предстать перед женщиной джентльменом, чем мямлей. Улит подошёл к двери ванной и резким волевым движением распахнул её.

Тёплый, влажный воздух с лёгкой примесью пара дохнул на землянина. Он шёл от ванны, полной горячей воды. Улит припомнил, что Шафтит перед его приходом собиралась мыться. Сама Шафтит стояла спиной к Улиту в тёмно-синих бюстгальтере и слипах. Платье она держала в руках и как раз отмывала пострадавший лиф, посыпав его стиральным порошком и сунув под струю воды. Решительно раскрыв дверь, Улит так же решительно потерял дар речи и решительно же приобрёл ставший привычным пунцовый окрас лица. Что делать джентльменам в данной ситуации, отец в книгах не писал и в интервью не говорил. Шафтит, не отвлекаясь от незапланированной стирки, глянула на землянина через плечо.

– Надо сразу отмыть, иначе засохнет, – сказала она, – и платье придётся выбросить.

Улит, не говоря ни слова, закрыл дверь. Было ясно, что над образом джентльмена ему стоит поработать.

– Шафтит, ты не плакала? – спросил он через дверь. – Ты ведь должна была плакать… Наверное.

Тут до Улита дошло, какую дичайшую ахинею он несёт.

– В смысле, – исправился землянин, – я подумал, что ты расстроилась и плачешь.

– Ты о чём?

– Ну, как бы тебе объяснить. На Земле так принято среди женщин. Если они расстраиваются, то иногда убегают в ванную и плачут.

– Нет, побывать на твоей планете мне расхотелось. Делать мне нечего, как убегать в ванную и плакать. Я пошла отстирать платье, на которое ты пролил чай. Между прочим, я купила это платье на Севере Материка. У нас таких не шьют.

– Я куплю тебе пять таких платьев!

– Зачем мне шесть одинаковых платьев?

– Хорошо, куплю пять разных платьев!

– Не надо. Пятно почти исчезло. Если бы ты был муслином, я бы сказала, что у твоих предков наверняка была красивая чешуя.

– Не знаю, – Улит выбрал нейтральный ответ, так как не совсем понял, о чём речь. – И извини за то, что увидел тебя голой.

Он услышал, как Шафтит насмешливо фыркнула.

– Землянин, – сказала она, – скажем, я была не совсем голой. А если даже и была бы голой, то за что ты должен просить прощения? Я вроде бы не уродка…

– О, нет! Совсем не уродка! Ты очень привлекательная, настолько привлекательная, что я уже давно мечтаю увидеть тебя голой. Ой! Я не хочу видеть тебя голой. То есть не то, чтобы не хочу… Я хочу, ты не подумай, но по-другому.

– Хочешь по-другому?

– Ты неправильно меня поняла!

– А как тебя понимать, если ты говоришь непонятно что.

– Ты в нижнем белье! – отчаянно вскричал Улит.

– А, ты хочешь без нижнего белья?

– Да нет же! Да я про другое. Нельзя видеть женщин в нижнем белье, если сам того не ожидаешь! Это неприлично! Нужна подготовка, чтобы все об этом знали!

– Кто все?

– Ну мужчина, который увидел, и женщина, которую увидели.

– Ничего не понимаю. Ладно, если считаешь меня в нижнем белье неприличным зрелищем, то принеси халат. Он висит в шкафу, во втором отделении, где все халаты. Мне нужен изысканно-болотного цвета.

Во втором отделении шкафа висело четыре халата: белый, чёрный, жёлтый и серо-зелёный. По крайне мере, серо-зелёный ассоциировался, пускай и не с изысканным, но с болотом. Улит снял халат с крючка и принёс Шафтит. Отвернувшись и зажмурившись, он приоткрыл дверь и просунул халат.

«Непонятный какой-то этот землянин, – думала Шафтит, тщательно втирая в лиф стиральный порошок. – Видно же, что я нравлюсь ему, а сам говорит, что не хочет видеть меня без одежды. Потом говорит, что хочет, но нужно, чтобы мы с ним об этом знали. А мы будто не знаем. Может быть, у землян есть какие-то особые обычаи для этого? Но я-то ведь о них не знаю, мог бы понять».

Уничтожив пятно, Шафтит повесила платье сушиться и вышла из ванной в халате. Увидев девушку и не зная, что сказать, Улит констатировал очевидное:

– Ты вернулась.

– Еще чаю? Есть и другие платья.

– Нет! – решительно отказался Улит. – Чаю я больше не хочу.

– Ну, тогда, может быть, расскажешь, зачем пришел? Ведь не за тем, чтобы обливать меня чаем.

Улит был уверен, что муслинка ужасно сердится на него, а не показывает этого лишь из уважения к нему, важному землянину. Ведь мало того, что он заляпал ей платье, так еще едва не обварил кипятком ее изумрудные груди. Такие гладкие и заманчивые…

– Шафтит, я совсем забыл! – встрепенулся Улит, выбравшись из постельно-зелёных фантазий. – Я никогда ничего не забываю, но сейчас, когда я здесь и ты здесь… в общем, мы здесь…

– Улит, так ты скажешь, в чем дело?

– Ах, да, – прервал Улит собственный слововорот. – Как ты знаешь, нам с Верумом пришлось работать на ферме, и теперь времени на отцовское задание у меня почти нет. Нужна твоя помощь.

– Я буду рада помочь тебе. Но что я могу сделать?

– Раз уж ты все время проводишь в доме исписанной бумаги, то можешь делать выписки из истории Слунца вместо меня.