Гимгилимыада – 2: С надеждой на возвращение

Белокрыльцев Сергей Валериевич

– А чего тебя искать? – ухмыльнулся Верум. – Известно, где ты был. Сам же сказал.

– Известно ему, – пробурчал Улит, думая, к чему бы ещё придраться.

– Ну и как?

– Что как?

– Как прошла ночь? Ах, ты же не любишь, когда об этом говорят напрямик.

– Не люблю. Есть вещи, которыми джентльмен интересоваться не должен.

– Странные у тебя понятия о джентльменах… Тогда так. Этой ночью ты открыл в библиотеке новую книгу? Она оказалась полна новых знаний и впечатлений? Ты оставил в ней закладку? Ты будешь ее перечитывать?

Улит постарался изничтожить Верума взглядом, испепелить до самых кончиков волос, сжечь до последней клетки ДНК. Но Верум не испепелялся а продолжал пить чай, нагло ухмыляясь.

– Ты пошлая сволочь, Верум, – сокрушенно заключил Улит. – Ты готов от зависти облить грязью всё то чистое, светлое и романтическое, что произошло со мной этой ночью. Ну не всё, конечно…

Улит вспомнил один неловкий момент, связанный с запутанной простынёй и падением на пол как раз тогда, когда это было более чем неприемлемо, в конце концов, неловко и просто неприлично.

Верум показал на белую кособокую чашку.

– Это мне Трощ подарил, – с напускной гордостью сказал он. – Заявился сегодня в гостиницу с первыми лучами солнца и подарил. Сказал, эту чашку вчера слепила его пятилетняя дочь для уважаемых важных землян. И он с утра пораньше лично вытащил шофёра из постели и прикатил в гостиницу, чтобы, как водится у муслинов, взять у Чикфанила ключ, ворваться в наш номер, лично вытащить из постели уже меня и с гордостью подарить этот шедевр гончарного дела. Каков папаша, а? А может, он сам и слепил её, чтобы к нам подлизаться, потому что я в глаза не видел никаких дочерей у него дома, и сам Трощ раньше никаких дочерей не упоминал. Теперь у меня есть кособокая глиняная чашка с кривыми краями, и я пью из неё чай. Можно было бы забрать домой в качестве сувенира, как накопим денег на билет, да только таможня вряд ли пропустит. Будто Трощ этого не знает.

– Кстати, сколько нам нужно работать, чтобы набралась нужная сумма?

– Если ограничить себя в еде и прочих развлечениях, нам нужно проработать около года. Вернее, круга. Он чуть длиннее года.

– Что очень даже неплохо, – неожиданно для Верума заявил Улит.

– Неплохо? Мы застряли здесь на год, а ты говоришь, это неплохо? Я не ослышался?

– Не ломай дешевую комедию, Верум. Ты сам знаешь, что не ослышался. Я сказал именно это. Ни на какой год мы здесь не застряли. Пройдет месяца четыре, и мой отец отправит кого-нибудь из своих помощников, а может прилетит сам, если у него будет время. Такая задержка позволит мне… чаще работать в библиотеке.

– А книга и впрямь попалась интересная, и читатель ушёл в неё с головой, – нараспев произнёс Верум. – Только не забудь, что у тебя есть еще и важное задание от Ылита.

– С важным заданием поможет Шафтит, – отмахнулся Улит и окликнул повара, потребовав подать завтрак.

Вскоре к сонодому подкатил тёмно-малиновый грузовичок, за рулем которого сидел один из усатых и очумелых детей Ежумее. Улит и Верум забрались по лесенке через борт и плюхнулись в кузов, наполненный пахучим сеном. Почему-то малиновые грузовички гимгилимских фермеров всегда были набиты сеном, реже – сухим навозом. За время работы на ферме Улит и Верум так и не удосужились спросить об этом ни самого Ежумее, ни его очумелых детей, ни кого-либо из рабочих. Да и, сказать по правде, этот вопрос их никогда не интересовал. Грузовики ведь существуют для того, чтобы перевозить грузы, а чем еще фермеры могут их нагрузить? Земляне слушали шум мотора и думали каждый о своём. Ну и радовались, что за ними ни разу не приезжал грузовик с навозом.

Улит думал, как было бы здорово, если бы деньги так и не нашлись, а прилетел бы отец. Тогда он бы познакомил его с Шафтит и спросил бы родительского благословения остаться с ней жить. Конечно, Шафтит полностью не соответствует материнским требованиям, но сердцу не прикажешь.

Прости, мама, твой милый Улиток не выбрал львиную дорожку.

А Верум размышлял, как бы отреагировал Ылит, узнай он, что его сынишка вместо сбора материала для книги вкалывает на ферме, а сбором материала занимается муслинка, от которой сам Улит без ума. Скорее всего, книга под названием «Шафтит», как и путь на Яппу, для Улита, оскверненного противоестественным сношением, были бы закрыты раз и навсегда.

2. Камнеголовый и Косоглазый

Своё прозвище Тмухрын, что означает Камнеголовый (от медьеб. «тму» – камень и медьеб. «хрын» – голова), получил после того как выдержал соответствующие испытания, как их никто не выдерживал. С тех пор его хрын почти всегда занимал путь богов, на котором плавные продолжительные подъёмы чередуются с крутыми, кишковыворачивающими спусками. Божью дорогу частенько мотает из стороны в сторону, путника поджидают хитрые двойные и тройные петли, плутающие столь разнообразно, отчаянно и хитро, что у идущих рано или поздно подкашиваются ноги, их мутит и начинает кружится голова. Неудивительно, что Камнеголовый, после того как впервые надел жёлтую канистровую маску, скоро позабыл своё настоящее имя. Зато не позабыли другие. До испытаний его звали Агрорырур, что ничего не означало.

Достигнув определённого возраста, юные медьебны выбирают занятие по нраву и обучаются как-то: охотниками, воинами, пастухами, травниками, огородниками, любовниками, а то и учеником колдуна становятся. В общем, неплохой выбор полезных и уважаемых дикарских профессий. Однако находятся и те, кто стремится овладеть жёлтой маской, вождедомом, а заодно и всем посёлком.

Для этого необходимо пройти два испытания: самогоном и палками. На первом страждущие власти упиваются самогоном с утра до утра, потом опять до утра и снова до утра, пока сами боги не заговорят с ними трубными голосами и не покажут свои лики, ну или испытуемые не начнут массово блевать. Условно считается, что боги начинают говорить и показывать лики, если кандидат в вожди имеет достаточно терпеливый желудок, крепившийся до конца попойки. Михудор, слушая рассказы Ретрублена, подумал, что речь идёт не о божественном вмешательстве, а о белой горячке. На втором испытании соискателей лупят по головам. Это-то испытание главным образом и отпугивает властолюбивых медьебнов. Никому не понравится, если его лупить дубинками, особенно в пьяном состоянии. Так вот, Агрорырур выдержал это испытание так, будто затем и родился, чтобы стойко переносить избиения дубинами. Об его каменную голову старательные воины – от их старания зависело будущее племени – сломали несколько палок, а будущее племени и ухом не повело. Возможно оттого, что уши к тому моменту походили на пурпурно-красные бутоны какого-нибудь тропического растения и вместе с отбитой головой не чувствовали боли. Как сидел Агрорырур с налитыми кровью мутными глазами, так и продолжал сидеть, хотя из его проломленной башки хлестала кровь и текли мозги. Его бросили на носилки и унесли в вождедом. Там колдун провёл над ним таинство, после которого новоявленный глава мог обходиться без утраченной части мозгов и при этом жить как раньше. Впрочем, не совсем. С того времени у Камнеголового появилась привычка выходить по ночам из вождедома и затягивать тоскливым голосом народные песни и сказания до первых лучей солнца.

Его соперники оказались слабовольными обладателями черепов не столь крепких, как у Камнеголового, и были недостойны носить жёлтую маску и отстаивать интересы племени на собраниях Совета Стоящих Под Богами. При первых же ударах дубинками хмель слетел с них. Они позорно заблевали босые ноги воинов, закрылись руками и стали извиваться и орать. Потом повскакали и разбежались по домам. Там их зазря треснувшие черепа, помятые тела и отбитые пальцы залечили и перевязали жёны, а дети потребовали рассказов об испытаниях.

Кто-то участвовал в испытаниях не впервые, а кто-то не откажется принять участие и в дальнейшем. На иных ветеранов смотреть страшно. Их головы выглядят так, словно подходящего размера орех сначала старательно облепили пластилином, а потом оббили молотком. Хрясь – пробоина во лбу, и теперь путает лево с право, а дом и жену путает с домом и женой соседа; хрясь – было 24 ребра, стало 26, было на больших пальцах по две фаланги, стало по четыре.

А ветераны ничего, улыбаются редкозубыми ртами и с нетерпением ожидают следующих испытаний. Складывается впечатление, что многих медьебнов привлекает само участие, и участие для них важнее победы. Им важно суметь подняться на ноги, выскользнуть из-под ударов и дать дёру от воинов. Отлежаться, а затем выйти из дома и гордо и беззубо улыбнуться – вот, мол, живой я. Правда, теперь хожу как охапка сена на вениках и, бывает, в постель ссусь и срусь, а так вполне неплохо себя чувствую. У медьебнов, как и у муслинов, имеется способность к сверхрегенерации тела, но способ избрания нового вождя от этого не становится менее жестоким – многие не выживают. Спасает кирпично-коричневых от вымирания лишь то, что вождь руководит племенем до самой смерти. Поэтому здравомыслящие рыжие неустанно молятся о его здоровье и долгой жизни, так как выборы нового вождя связаны с переломанными костями, отбитыми внутренностями и смертями.