Гимн крови
Шрифт:
Я бы мог поведать ему наивную историю, о том, что мы накачали ее липидами и ключевой водой, и он бы поверил ей слово в слово. Он заваливал "Науку" в школе. Но Ровен, будучи ученым гением, не могла это принять. Она не могла проигнорировать тот факт, что физически выздоровление Моны было невозможным. А ее память была наполнена столь болезненными воспоминаниями, что они не ассоциировались ни с конкретными событиями, ни с людьми. Они лишь пробуждали в ней неясные мрачные чувства и исполненную трепета вину.
Она сидела на стуле тихо и неподвижно. Ее взгляд осуждающе
У меня было ощущение, возможно неверное, что она почти готова взглянуть на все это с позиции смелого любопытства, но…
К ней приблизилась Мона. Не очень хорошая идея. Я сигнализировал Квинну, и Квинн попытался удержать Мону, но она его оттолкнула. Мона была настроена решительно.
Она подошла с осторожностью, будто бы Ровен была животным, способным укусить.
Мне это совсем не понравилось. Мона стояла между Ровен и остальными в комнате. Я больше не мог видеть Ровен, но знал, что Мона находится в нескольких дюймах от нее, что было уже совсем нехорошо. Мона склонилась с распростертыми руками. Она, видимо, хотела поцеловать или обнять Ровен.
Ровен так быстро отпрянула от Моны, что уронила стул, на котором сидела, а также столик и лампу за ним, шум, грохот, треск, звон — и вот она распласталась по стене.
Михаэль тут же пришел в состояние полной боевой готовности и рванул к ней.
Но что она могла увидеть?
Мона отступила назад, к центру комнаты и чуть слышно прошептала: "О, Боже!"
Квинн ухватил ее сзади, обнял, и поцеловал в щеку.
Ровен не могла пошевелиться, ее сердце бешено стучало, рот приоткрылся, а глаза она закрыла, будто была готова закричать.
Она оказалась во власти настоящего ужаса, отвращения, будто она увидела гигантское насекомое.
Это была самая взрывоопасная реакция со стороны смертного на вампира. Это была паника.
Я знал, что могу очаровать ее, потому что делал это раньше, пересекая границу между видами, без того, чтобы провоцировать панику, и я решился вновь пересечь эту границу со всем хладнокровием. А в данном случае от меня требовалось потрясающее хладнокровнее.
— Очень хорошо, дорогая, очень хорошо, моя сладкая. — Приближаясь к Ровен так быстро, как только смел. — Моя драгоценная, моя хорошая, — продолжал я, тем временем обнимая ее, чтобы поднять на руки.
Я пронес ее мимо ошарашенного Михаэля по направлению к дверям. Ее тело обмякло (Слава Небу).
— Ты в моих руках, моя сладкая, — сказал я, проникновенно нашептывая в ее ухо, целуя ее ухо. — Я держу тебя, мое сокровище.
Я спускался с ней по ступеням, ее тело совершенно расслабилось.
— Ты со мной, моя сладкая, ничего не причинит тебя зла, да, да, да.
Ее голова прильнула к моей груди, а рука слабо ухватилась за ткань рубашки. Она задыхалась.
— Я понимаю, моя милая, — сказал я. — Но ты в безопасности, действительно в безопасности. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я обещаю тебе, это мое слово, и Михаэль здесь, он с тобой, все хорошо, дорогая, ты знаешь, я говорю тебе правду, эти слова действительно правда.
Я чувствовал, как мои слова проникали и проникали в ее сознание через слои вины и воспоминаний, и сегодняшнюю вспышку, и то, что она чувствовала, но не могла изменить, а могла только отступить, через всю ту правду, которой она боялась.
Михаэль шел за прямо за мной, и как только наши ноги коснулись широкой плитки, легко забрал ее у меня, и она поникла в его руках, как до этого в моих.
Я нахально поцеловал ее в щеку, мои губы задержались, а ее рука нашла мою и ее пальчики переплелись с моими.
"Вот ты прекрасна, подруга моя, вот ты прекрасна". [2] Она все еще была в таком шоке, что не могла говорить.
— "Запертый сад — сестра моя, невеста; запертый родник, источник запечатанный [3] ", — шептал я ей в ухо.
2
Песнь песней. Перевод Абрама Эфроса
3
Песнь песней. Перевод Абрама Эфроса
Я целовал ее снова и снова в ее мягкую щеку. Гладил по волосам. Ее пальцы держались за меня, но потом ослабли.
— Я взял тебя, дорогая, — сказал Михаэль точно таким же тоном. — Ровен, моя сладкая, я держу тебя, любимая, я заберу тебя домой.
Когда я отстранился, его глаза уставились на меня изучающе, но без враждебности. Я кое-что уловил в его любви к ней — она была безгранична, без мелочности, он не стремился доминировать, но обожал ее. Мне действительно сложно было это принять.
Ровен потеряла сознание. Ее голова упала вперед на грудь Михаэля. Он воспринял случившееся с ужасом.
— Все хорошо, — сказал я. — Просто забери ее домой, ляг рядом с ней и не оставляй ее одну.
— Но что, черт возьми, случилось? — прошептал он, прижимая ее к себе.
— Не важно, — сказал я. — Запомни — это не важно. Важно только то, что Мона спасена.
Я взбежал вверх по ступеням.
Конечно же, Мона всхлипывала.
Она лежала поперек кровати в их комнате, где жужжал компьютер, и Квинн сидел рядом с ней, что уже стало входить в обычай.
— Что я сделала не так? — спросила Мона. Она взглянула на меня. — Скажи мне, что я сделала не так?
Я присел за компьютерный столик.
Она села. Полосы крови на ее щеках.
— Я не могу с ними жить, как живет Квинн в Блэквуд мэнор; ты видишь это? Разве нет? Я не сделала ничего плохого.
— О нет, перестань себя обманывать, — сказал я. — Ты прекрасно знаешь, что сердита на нее, очень сердита. Твои намерения не были абсолютно чисты, когда ты к ней приблизилась. Она что-то тебе сделала, обманула тебя, сделала что-то, что-то, что ты не можешь простить. Ты же, по сути, рассказала нам об этом вот здесь, в этой комнате. Тебе необходимо было показать ей свою силу, продемонстрировать ее.