Гимназистка. Клановые игры
Шрифт:
— Нет, я свою точно никому показывать не буду, это ужасно, — шепнула она огорчённо. — И не уговаривай.
Я удивилась. Что ужасного в хомяках? Милые маленькие зверюшки. Они скорее забавные, чем ужасные. Или Оленька сразу же начинает инстинктивно набивать защёчные мешки и расширяется до невозможности? Тогда да, тогда понятно: какой девушке хочется выглядеть толще, чем она есть?
Воспользовавшись оленькиным расстройством, из гимназии я улизнула без неё, очень надеясь встретить за воротами Николая. Но ни его, ни его машины не заметила. Умом я понимала, что после провокационной статьи в газете следует быть осторожней, если не хочу попасть в новую, но всё же разочарование от того, что Хомяков не пришёл, было очень сильным. Настолько сильным, что увидев машину рядом с домом Владимира
В обход кассы он не подрабатывал. И похоже, вообще ничего не делал в обход Рысьиных, поскольку именно княгиня сидела в гостиной, куда меня пригласила горничная сразу, как я вошла в дом. Почему-то я даже не заподозрила подвоха: решила, что приехал всё-таки коллега Звягинцева и будет меня осматривать. Поэтому Рысьина оказалась неожиданностью. Весьма неприятной неожиданностью несмотря на то, что вид у неё был довольно доброжелательный, совсем не такой, как в обе наши встречи в лечебнице.
— Ну, здравствуй, Елизавета Рысьина, — промурлыкала княгиня, больше всего похожая сейчас на кошку, объевшуюся сметаной.
Правда, при этом она держала в руке отнюдь не стакан с молоком, а чашку с чаем. Красивую чашку, тонкого фарфора с росписью в синих тонах. Гжель — услужливо подсказала память. Моя память, не той Лизы, а значит, здесь это могло называться по-другому.
— Я — Елизавета Седых, — отрезала я, развернулась и взялась за ручку двери, чтобы выйти.
Ни к чему мне были беседы с «бабушкой», примерное содержание которых я уже представляла. Но увы: дверь в гостиную была заперта и выйти не получилось. Нет, конечно, я могла бы стучать в двери и вопить, но это выглядело бы недостойно. Я застыла перед створками, размышляя, как лучше поступить. В конце концов, у меня прекрасно получается выжигать препятствия, а в гостиной, кроме княгини, сидит ещё Владимир Викентьевич, у которого уже есть опыт, как справляться с вызванными мной пожарами.
— Елизавета Дмитриевна, пожалуйста, составьте нам компанию, — мягко сказал он. — Чашка вас уже ждёт. Я думаю, не случится ничего страшного, если мы просто поговорим. С моей точки зрения, в этом назрела насущная необходимость.
Я развернулась и пристально поглядела на этих двоих, в чьих планах я уже участвовала, невзирая на своё желание или нежелание. Целитель выглядел смущённым, но лишь слегка. Княгиня же излучала непоколебимую уверенность в собственной правоте.
— Мне кажется, нам с княгиней Рысьиной говорить не о чем.
— Что ты, дорогая, очень даже есть о чём, — доброжелательно улыбнулась Рысьина. — Я понимаю, ты на меня обижена. Но всё, что я делала, было сделано по необходимости. Это часть лечения, которое дало замечательные результаты. — Она отсалютовала чашкой, словно в той было дорогое шампанское, а не обычный чай. — И теперь ты можешь вернуться в клан. Но уже триумфатором, получив способность к обороту и магию в полном объёме.
— Боюсь, к этому ваша методика не имела ни малейшего отношения, — едко ответила я. — Толчком к росту магии послужило нападение на меня и мою маму, а оборот мне дал Велес, которого вызвал Николай Хомяков в их клановом святилище. Подозреваю, что вы, Ваша Светлость, тоже могли это сделать. Но не захотели. Решили выгнать. Так вот теперь я не хочу к вам возвращаться.
— Я же говорил, — чуть слышно сказал Владимир Викентьевич.
Княгиня зло на него шикнула.
— Лиза, я повторяю. Это была необходимость. Суровая необходимость. На самом деле я от тебя никогда не отказывалась.
— Неужели? То-то Александр Николаевич вчера распинался, как вы неправы и что лично он бы такого не допустил.
— Лично Александр Николаевич допустил куда больше, чем я, — усмехнулась Рысьина. — И уж его волнуешь ты меньше всего.
Я решила, что стоять дальше глупо: так я даже себе казалась оправдывающейся перед вышестоящими, чего ни в коей степени нельзя было допускать. Поэтому я села на стул напротив Владимира Викентьевича, налила себе чаю и даже пирог в тарелку положила. Мой любимый — со сливовым вареньем.
— Он меня тоже не волнует, — честно признала я. — Как, впрочем, и его сын, которого вы мне постоянно сватаете.
— До… несчастья с тобой и твоей мамой, он тебе очень нравился, — задумчиво протянула княгиня. — Вот я и решила, что в такой малости могу пойти тебе навстречу.
— Я очень рада, что этого не помню.
Чай был горячий и восхитительно ароматный, пирог тоже выше всяческих похвал, а вот компания — совершенно неподходящей.
— Давайте расставим все точки над и, — предложила я. — В ваш клан я возвращаться не собираюсь, что бы вы об этом ни думали и как бы меня не соблазняли. Для вас, Ваша Светлость, лучше всего прекратить лезть в мою жизнь и забыть, что у вас осталась внучка. Лечение было впечатляющим и полностью излечило меня от иллюзий. Более оно ни на что не повлияло.
Она нахмурилась.
— Лиза, ты не можешь вот так запросто отмахнуться от моих слов. Ведь ты уже поняла, что я не собиралась от тебя отказываться всерьёз?
— Неужели? А если бы у меня ничего не проявилось: ни магия, ни оборот — я была бы так же вам интересна?
Она недовольно поджала губы, но всё же ответила:
— Разумеется.
— Что-то не верится, простите. Вы не слишком активно участвовали в моей жизни раньше, с чего бы вам заниматься неудачницей?
Бросила я это наобум, поскольку ничего не могла знать об участии княгине в жизни Седых. Но уже одно то, что жила семья скромно и явно на зарплату мамы, говорило о моей правоте.
— Я не слишком любила твою мать, это так, — и не подумала отпираться княгиня. — И если уж встал этот вопрос, то могу честно ответить, что мой сын мог жениться куда успешнее, чем он это сделал. Уж прости, дорогая, но ничего выдающегося в твоей матери не было. Обычная красивая девушка, таких пруд пруди.
— Но она — моя мать.
— Увы, да. Но поскольку она сейчас не стоит между мной и тобой, то я собираюсь принять живейшее участие в твоей дальнейшей судьбе.
Бедная Ольга Станиславовна, при жизни она воспринималась лишь как досадная помеха. И если Рысьина и переживает о её смерти, то лишь потому, что она не случилась раньше. Намного раньше, лучше всего — до моего рождения. Тогда бы у моего отца случился правильный брак и правильные дети. Но сейчас приходится жить с тем, что есть.
— Я против.
— Молодость, молодость… — рассмеялась княгиня. — Упёртость и бескомпромиссность. Лиза, ты обрела второе я. Кому как не другой Рыси показать и рассказать тебе всё? Давай пока остановимся на этом, без каких-либо обязательств с твоей стороны. — Она величаво поднялась и скомандовала: — Поехали.
Глава 21
Согласилась я не сразу, но согласилась, уж очень любопытно стало посмотреть, что хочет показать княгиня. Не только же Хомяковым показывать свои преимущества, надо дать и бабушке шанс вытащить из заначки печеньки для любимой внучки. Правда, я подозревала, что для начала мне буду предлагаться самые непрезентабельные печеньки, типа того же Юрия, а до чего-то действительно вкусного дело дойдёт ещё нескоро. Но проверить стоило. Да и не было это так уж неосторожно с моей стороны: перед тем, как согласиться, я заставила княгиню поклясться, что меня никто не будет удерживать, если я захочу уйти. Она высокомерно прищурилась, наверняка думая этим меня пристыдить, но я лишь уставилась в ответ с ожиданием. Рысьина неохотно, но слово дала, правда, прибавив в конце «сегодня», из чего я сделала вывод, что силовой вариант в отношении меня она не исключает, а значит, в наших отношениях возможно резкое охлаждение, вплоть до навязывания общения с её стороны. И что ночевать я там не буду, как бы меня ни уговаривали, поскольку на следующее утро наступит то самое «завтра», на которое княжеское слово уже не распространялось.