Гимназистка. Клановые игры
Шрифт:
Но пока мы с Рысьиной удобно разместились на заднем сиденье автомобиля, на мягких кожаных подушках, и она живописала прекрасные перспективы для меня в клане. Обнаружив, что планы по пошиву нового гардероба на меня не произвели должного впечатления, она начала давить на другие возможные точки моего интереса.
— И обучение магии. Качественное, с лучшими учителями. Ни одно государственное учреждение такого обучения не даст.
— Так-таки не даст? — усомнилась я. — Государство точно имеет возможность приглашать лучших.
— Не всегда, — возразила она. — Если лучшие связаны договором с кланом, который не захочет их отпускать
Она мимолётно улыбнулась каким-то своим мыслям, явно связанных как раз с ограниченными возможностями государства, и опять обратила внимание на меня:
— Разумеется, полное финансирование при этом не отменяется. Деньги, одежда, артефакты, драгоценности, нужные ингредиенты, возникни у тебя вдруг желание заниматься зельями. В нашем клане не самое популярное занятие, но должна признать его ценность как раздела магии, так что если захочешь, возражать не стану.
— И что вам мешало раньше принимать такое участие в моей жизни? — с насмешкой поинтересовалась я.
— Твоя мать, разумеется, — безо всякого стеснения ответила княгиня. — На неё блага клана я распространять не желала.
Понятно, значит персиков нам не доставалось, и сейчас мне попытаются вручить сразу всё недоданное за прошлые годы. Интересно, каковы границы княжеской щедрости?
— А если я захочу автомобиль?
— Получишь, — с явной радостью сразу же расщедрилась Рысьина, решившая, что дело сдвинулось с мёртвой точки и она меня почти уговорила. — И автомобиль, и фамильные драгоценности, и Зимний Императорский Бал. Как только мы придём к договорённости.
Её энтузиазм пугал. Казалось, что она точно знает, что внутри — другая душа, и пытается сейчас эту душу купить. Конечно, не в интересах Владимира Викентьевича рассказывать о своём прегрешении, но кто знает, насколько он лоялен княгине. Но даже если ничего не рассказал, она могла догадаться сама. И если я права, получается, что ей всё равно, кто находится внутри этого тела, если тело получило нужные качества и состоит в клане.
— Договорённость включает в себя клятву полного подчинения? — зло уточнила я.
— Не будем обсуждать условия при лишних ушах. — Рысьина повела глазами в сторону шофера, словно это удержало бы её от немедленного принятия клятвы, согласись я вдруг. — Поговорим об этом потом. Когда ты всё увидишь и обдумаешь.
Ехали мы в загородный особняк. Как мне заявила княгиня, выгуливать своего зверя стоит вдали от поселений, особенно если он только что получен и человеческая часть не вполне контролирует звериную. Судя по тому, что я ночью даже когти о косяк не поточила и вообще не нанесла ни малейшего ущерба дому Владимира Викентьевича или ему самому, с контролем у меня было всё в порядке. Но моим мнением никто не поинтересовался. С другой стороны, было интересно посмотреть, в каких условиях живёт бабушка. Квартиру Седых я видела, теперь посмотрю, чего была лишена та Лиза все эти годы.
Двигались мы не по той дороге, что вела к хомяковским угодьям, так что вряд ли Рысьины и Хомяковы ходили друг к другу на чашечку чая или рюмочку настойки. Да и наверняка им опасно выгуливать вторые сущности рядом: если Рысьины будут плохо контролировать звериную часть, то Хомяковы не досчитаются пары-тройки представителей. Инстинкт, что с него взять? И как потом разрешать подобные конфликты? Если даже первый клан признают виновным, численность второго клана от этого не увеличится.
Охранялось рысьинское поместье куда серьёзнее, чем всё, что я видела до сего дня. Наверняка даже не-магам были прекрасно заметны пробегающие по забору золотистые искорки. Думаю, на это и рассчитано: частично — предупреждение, частично — запугивание. Пожалуй, самостоятельно отсюда будет сложно выбраться. Не-магу — вообще невозможно, а я непременно попробую, если вдруг мне не оставят выбора. Строго говоря, я даже наметила пару слабых мест, которые я смогу пробить просто силой. Незаметно уйти, конечно, не получится, но так сейчас речь о незаметности и не идёт.
При нашем приближении ворота распахнулись, словно были автоматическими. Вполне возможно, что таковыми и были, только управлялись не электрическим приводом, а магией. Я уже принимала как должное всплывающие время от времени в памяти слова или выражения и с нетерпением ожидала, когда же наконец вспомню всё. Кто я? Вопрос так и оставался открытым.
Главный дом, величественную махину с колоннами, мы обогнули и поехали дальше по прекрасно расчищенной дороге. Я вопросительно посмотрела на Рысьину. Она мой взгляд поняла совершенно правильно.
— Дом я тебе непременно покажу. Но потом. Сначала занимаемся твоим зверем. Это куда важнее любого нашего договора, который к тому же может и не случиться.
— Если не оправдаю ваших ожиданий?
Я невольно насмешливо фыркнула, хотя чувствовала, что договор для княгини важен совсем по другим причинам, не связанным с появившейся возможностью оборота. Не зря же она настаивала на нём еще тогда, когда о звере и речи не шло. Зато шла речь о Юрии, которого мне всячески пытались и пытаются навязать.
— Всё может быть, — уклончиво ответила Рысьина.
— Но вам не удастся всучить мне Юрия Александровича в любом случае, — я сочла нужным предупредить.
Княгиня высоко подняла брови, словно в удивлении, но удивлённой не выглядела, хотя и спросила:
— Почему он так тебе не нравится? Видный представитель клана.
— Слишком мелкий, — не задумываясь, ответила я.
— Мелкий, — она расхохоталась и продолжила, лишь когда немного успокоилась: — Неужели уже была возможность с кем-то сравнить? Всегда считала Хомяковых пронырами, но не до такой же степени. Но пусть даже не мечтают наложить на тебя лапу. В этот раз у них ничего не получится, уж я позабочусь.
Намёк на размер зверя Николая меня не смутил, наоборот — жутко разозлил, и я выпалила:
— Мелкий ваш Юрий как личность. Впрочем, как рысь он тоже ничего из себя не представляет. И других оборотней в зверином облике я не видела. Только себя в зеркале. Интересно, почему одни вопросы вы считаете нормальным обсуждать при посторонних, да ещё в подобных выражениях, а другие — нет?
— Туше, — Рысьина подняла руки в шутливом жесте.
Но я ей улыбаться не стала. Она меня злила. Необычайно злила. Настолько, что хотелось шипеть и говорить гадости, от чего я удержалась с большим трудом и повернулась, разглядывая парк, через который мы ехали. Выключенный фонтан. Задубевшие от холода статуи. Голые деревья. Кусты, подстриженные, но не смирившиеся с этим и выставлявшие протестные ветки почти на дорогу, по которой мы ехали. Наверное, летом здесь было очень красиво, но сейчас желания гулять не возникало.