Гипербореец
Шрифт:
— А ну заткнулись все! — заорал председатель, нарушив самим же установленный закон о разговорах под каменными сводами вполголоса. — Да сейчас плевать откуда узнали! Наша группа диверсантов пройдет здесь через пару часов. Потом на лодках пересекут озеро — и там уже до Полярных Зорей им рукой подать. Что делать, мужики, будем?
— Так пускай охрана АЭС паек отрабатывает, полицаи тоже казенный хлеб жуют, нам то что? Чего мы против этих отмороженных котиков сделаем?
— А почему американцы просто ракетой не тюкнут? И делов-то им, — спросил кто-то самый непосредственный.
— Ты, Мугеныч, совсем дурак, или как? — ответили ему тут же. — Это же война. И мы в ответ десяток ракет.
— Так, а спецназ высаживать с подводных лодок — это разве не война? Или они
— Ты, толстый, новости смотрел вообще? Везде сейчас, кроме Севера, беспорядки. Не докажешь что это американцы в этом кипящем бульоне, если они сами рассказывать не начнут.
— Тихо! — вновь поднял голос председатель их объединения. — Если не сделаем ничего, мы будем виноваты в ядерном конфликте. А потом еще и интервенция, ясень пень, начнется. Надо сейчас мочить уродов.
С этим постулатом согласились все.
Первоначальный план обрушить на супостатов склон горы, возле которой должен был пройти их маршрут, при всей своей гениальности и эффективности наткнулся на непреодолимую стену препятствий. Мало того что время поджимало и никто не умел профессионально закладывать взрывчатку в горные породы, так еще и оказалось, что запасы взрывчатых веществ разнородны и явно недостаточны для такой акции. Да и жалко было портить красоту неприступных гор, выглядящих точь в точь как вершины Мордора. Поэтому засаду сделали классическую — на берегу озера, по обе стороны от места, где удобно спустить на воду лодки, попрятались за камнями и принялись ждать. Что-то в этой засаде в плане тактики было досторическое, но никто не спорил, так как лучшего варианта придумать не смогли.
Лежать за камнями, укрывшись накидками с фольгой было довольно неудобно. Степан слабо верил, что со спутника, пробив облачность, сумеют отсканировать маршрут диверсионной группы, но не стал спорить против прямого приказа. Тем более, что за самодельной камуфляжной накидкой, внутри которой находилось несколько слоев плотной фольги, спину не продувало холодным ветром.
Светало. Неописуемо красиво белый туман, лениво перетекая над землей, огибал небольшие серые островки тут и там торчащих камней в молочном перистом океане, а затем белым водопадом ниспадал с крутого каменного берега вниз и там сливался без остатка с белым облаком, стоящим над озером. Соболев с огромным удивлением разглядел среди камней самый настоящий омфал — вылитого брата-близнеца камня, стоящего ныне в Дельфах под охраной ЮНЕСКО.
Сначала показался разведчик, идущий впереди отряда. Прямо на глазах у тех, кто скрытно наблюдал за берегом, он неожиданно упал на скользких камнях. Сдавленное ругательство далеко разнеслось над подернутой туманом водой. Заметно хромая, спецназовец довольно поверхностно обследовал спуск и устало присел на камень, ожидая своих. Вел разведчик себя очень опрометчиво — видимо долгий путь, где диверсантам противостояла только недружелюбная к ним природа, серьезно ослабил бдительность.
Словно призраки, из болота утреннего тумана вышли навьюченные амуницией фигуры. То, что это не туристы выдавал единообразный камуфляж и штурмовые винтовки, висящие сбоку от рюкзаков. Они быстро развернули и надули две лодки и ни слова не говоря спустили их на воду холодного озера. Первая лодка уже запустила свой приглушенный моторчик, а во вторую усаживался последний диверсант, когда начальник отряда принял решение действовать.
— Огонь! — заорал на весь берег председатель, не выдержавший накала ожидания, и совсем забывший об условном сигнале по уоки-токи.
Кромка воды, свободная от тумана отразила вакханалию выстрелов, вразнобой стрелявших выживальщиков. Оказавшиеся под перекрестным огнем на открытом месте диверсанты из еще не отчалившей лодки бросились, как тараканы врассыпную, выдергивая из карабинов автоматы и ведя огонь навскидку по вспышкам. Шестеро в первой, пробитой крупной дробью из нескольких охотничьих стволов, трепыхалось на волнах, пытаясь выбраться из опавшей изорванной оболочки. Пока каждый из них заработал по ранению, но их песенка уже могла
Степан, стрелявший из-под накидки, когда засвистели ответные пули, грамотно поменял позицию, перезарядился и, увидев цель, вновь выстрелил из своей ружбайки, тут же нырнув обратно за спасительный гранит. Он собирался вновь повторить нехитрую последовательность действий, когда неожиданно откуда-то сбоку на него выбежал, быстрый как хорек, непрерывно стреляющий диверсант с пистолетом в каждой руке. Соболев, подгадав момент, и пользуясь тем, что его пока не увидели, чуть сместился из-за камня и саданул прикладом стрелка по руке, не высовываясь сильно корпусом. Враг выронил пистолет из ушибленной конечности, но быстрый как может быть только профи, с левой руки трижды выстрелил в выживальщика, попав при этом в камень между ними. Две пули взвизгнули рикошетом, уходя в небо, а третья попала своему хозяину в ногу, решив, видимо не расставаться с таким крутым чертягой. Диверсант только охнул от смачного свинцового поцелуя в голень, но не упал. В этот момент Соболев вновь высунулся из-за камня, чтобы приложить супостата деревянным прикладом. Враг, мгновенно отреагировав, вырвал из рук Степана ружье, а затем, применив особый захват, мощным и сильным движением швырнул хозяина оружия на каменную землю. Диверсант ловко вертанул двустволку, направив ее на лежащего и нажал на спусковой крючок. Соболев зажмурился. Сухо щелкнули курки — у выживальщика не было времени перезарядить стволы, поэтому смерть от собственного оружия откладывалась. Внезапно из-за камней приподнялся Толик и с перекошенным от боли лицом разрядил дуплетом свое ружье в закрытую маской голову противника. Во все стороны плеснуло чем-то серо-красным. С изуродованным лицом диверсант, взмахнув руками, упал ничком и больше уже не встал.
Это был последний спецназовец, который оставался на ногах. Остальных сейчас осторожно достреливали из нарезного оружия, не высовываясь на открытое место.
Со стоном, оставляя на поверхности камня кроваво-красный след, Толик опустился на землю. Соболев подбежал к товарищу и поддержал, не давая окончательно упасть, заодно пытаясь определить под свитером места ранений.
— Степ, Степан! — изо рта простреленного Толика потекла кровавая юшка. — Ты прости меня!
— Да за что тебя прощать? Не воровал, честно жил, в бою… ранен. Еще выпьем вместе. — Попытался утешить умирающего товарища выживальщик.
— Да это я всех наших финнам сдал. Меня прихватили с контрабандой на границе. Десять лет грозились влепить! — Толик затараторил, пытаясь успеть перед смертью очистить душу. — Они мне и сказали сдать нашу подпольную группу. Список, с адресами и телефонами. Они! Я молчал, но потом раскололся. Прости, Степан!
Анатолий захрипел, кровь изо рта пошла пузырями и его забило в предсмертной конвульсии. Даже перед смертью он не нашел сил сказать правду, что сам, по своему почину предложил список за снятие обвинений, да еще и накрутил для важности антифинскую направленность группы, хотя это было уже полной ложью.
«Сволочь ты, Толян» — подумал Степан, но вслух сказал совершенно другое, более подобающее обстановке:
— Я тебя прощаю, но бог сам решит, прощать или нет. — Фраза получилась какая-то странная и чересчур двусмысленная, и поэтому Соболев присовокупил:
— Бог простит, если он есть…
Он поднялся, тяжело опираясь на ружье, и совершенно открыто пошел к месту схватки.
Там, у ближайшего к каменному спуску валуна полулежала фигура в камуфляже и тихо стонала. Пуля попала диверсанту в ногу, пробив артерию, и несчастный, стиснув зубы, тщетно пытался зажать хлещущий поток крови руками.