Гиперион восхождение
Шрифт:
В них все еще жила душа прошлого, душа рыцарей и королей, душа героев и легенд. В стенах церквей еще слышались молитвы и песнопения, а в залах замков еще звучали шум банкетов и грохот турниров. Словно невидимые призраки прошлого все еще бродили по этим местам, вспоминая о своей былой славе.
Эти церкви и замки были не просто зданиями, они были живыми хранителями истории, которые делились с нами своими тайнами. И вот мы видели на стене замка герб старинного рода, а в окне церкви отражался крест, который стал символом веры для многих поколений. И в этом ощущении присутствия
Виктор за рулем чувствовал себя в своей стихии. Он владел этим громоздким автомобилем с такой легкостью, словно это был не монстр из стали, а лошадь, которая откликалась на каждое его желание.
И вот, по мере того как мы углублялись в ландшафт, Виктор то и дело включал различную музыку, раскрываясь с совершенно иной стороны, как личность и азартный меломан.
Сначала была классика — Моцарт, Бах, Бетховен. Виктор подпевал вполголоса на свой мотив, пусть его голос и звучал грубовато, но в нем была определенная мелодичность. Затем были джазовые композиции, с быстрым темпом и яркими импровизациями. Виктор стучал по рулю, уже более удачно попадая в ритм, его тело словно танцевало в такт музыке.
И, наконец, Виктор включил кассету с песнями на лехитском языке, старые народные мелодии. И это не просто песни, а целая история народа, записанная сквозь века и переданная в музыке. Они звучали просто, но в них имелась глубокая душа, душа простых людей, которые жили и любили на этих землях веками.
Виктор пел их с особой интонацией, с нежным трепетом и уважением. Его голос пусть и грубоватый, но в нем имелась определенная мелодичность, которая сочеталась с мелодией песен и создавала особую атмосферу. В его глазах блестели искры ностальгии и грусти. И он явно вспоминал о своем детстве, о своей семье, о своей родине. В этих песнях имелось что-то очень личное, что-то, что задевало за живое.
Он пел про любовь, про смерть, про жизнь в поле, про счастливое детство, про грустные прощания, про веру и надежду. Он пел про всё то, что делало жизнь человека наполненной смыслом. И в этих песнях мелькала определенная грусть, грусть о прошедшем времени, о том, что уже не вернуть. Но в них также пусть и немного, но всё же имелась надежда, надежда на лучшее будущее, надежда на то, что жизнь продолжается, и она будет наполнена любовью и счастьем. А не этим всем тем, что мы имеем сейчас...
И я всё же признаюсь, но меня подкупало это превращение. Виктор, который еще недавно являлся абсолютной загадкой, окутанной тайной и непредсказуемостью, внезапно раскрылся передо мной с другой стороны. Ведь он не только могущественный маг, но и человек с чувствами, памятью и ностальгией.
Но ведь если у него есть человеческие слабости, значит, и договориться можно. В этом была определенная логика. И если он не идеальный «сверхчеловек» по книге классика, а просто человек, то и у него могут быть сомнения, страхи, желания.
И вот я уже не боялся его силы, а начал видеть в нем кого-то близкого, кого-то, с кем можно поговорить по душам, кого-то, с кем можно поделиться своими
Вновь задумчиво смотрю на него, пока он жадно затягивается папиросой и меняет кассету в магнитофоне на новую. Его руки движутся автоматически, словно выполняя ритуал, который он повторял не одну тысячу раз. Вдыхает дым, закрывая глаза, и в этом действии есть определенная меланхолия, будто он пытается удержать что-то ускользающее, что-то дорогое. Миг, и выдыхает кольца дыма, которые растворяются в воздухе, словно его мысли, которые тоже ускользают от него.
И вот он меняет кассету в магнитофоне на новую. Это не просто кассета, а часть его жизни, часть его памяти. Он бережно кладет ее в специальный футляр, словно прощаясь с чем-то дорогим и знакомым. В этом действии также имелась некая грусть, как будто он прощался с чем-то дорогим и знакомым. Возможно, так он прощался с прошлым, с чем-то, что уже не вернуть.
Миг, и он вставляет новую кассету, и в салоне звучит новая мелодия. Она уже не так печальна, как предыдущая, но в ней тоже есть определенная меланхолия, словно он все еще не может отпустить прошлого, не может оставить его позади.
И вот я снова смотрю на него, на его лицо, на которое бросают тень мысли, которые его мучают. И я понимаю, что он не просто едет в Тигенхоф, он едет к себе, к своим корням, к своему прошлому. И зачем-то решил приоткрыть эту самую «форточку» ностальгии и для меня. Ну или он и правда хочет просто угостить меня лучшим в окрестностях кофе, хотя и непонятно, зачем ехать в такую-то даль? Кофе и правда стоит того? Как он там говорил? Чёрт, забыл. Ну ладно, посмотрим, насколько он хорош. С другой стороны, возможно, важен не столько сам «кофе», как путь до него, и вот это уже имеет свой смысл, пусть и немного сакральный, но кому какое дело, раз позади такие сказочные виды и красота?
Пара минут, и, наконец-то, показался Тигенхоф, встречающий мой взгляд крышами старых домов, которые выглядели как пряничные домики из старых сказок. Но чем ближе мы приближались, тем более разноцветные становились домики, с небольшими окошками, из которых смотрели на мир уютные огни лучин и ламп.
А в центре всего этого чудесного поселения величественно возвышалась ратуша в готическом стиле. Ее высокий шпиль, устремленный в небо, словно маяк святости и чистоты, в то же время ожившей легендой. Он создавал ощущение некой мистической атмосферы, что охраняла этот город от злых сил и отражала душу прошлого.
Ратуша и правда прекрасна, спору нет. Ее каменные стены испещрены резными орнаментами, а высокие арки создавали ощущение величия и могущества. Она будто соткана из сказок и легенд, из историй о рыцарях и принцессах, героях и, конечно же, драконах, как я мог позабыть о такой сказочной «мелочи». Драконья символика встречалась здесь повсеместно, как у фанатиков какого-то культа, и вот это уже настораживало. Но я всё ещё оставался завороженным красотой этого города и почувствовал некую волну умиротворения.